Размышления и афоризмы - стр. 3

Как правило, холизм тесно связан с телеологией, учением, полагающим разумную целесообразность мира. В отличие от причинно-следственной связи, на которой настаивает наука, телеология пытается разглядеть за всеми событиями мира последовательность каких-либо целей, в конечном итоге стремящихся к достижению одной общей цели. Как правило, но не всегда, такой целью является Бог (Абсолют) или реализуемая им Идея. Природа, история и человек в этой конструкции вынуждены соответствовать устройству всего бытия. Из этого тезиса становится ясно, почему космисты толерантно воспринимали и Гегеля, и Маркса. Идеи этих мыслителей ложились на благодатную почву нашей традиции подозрения к частной свободе, примату социально-исторического детерминизма и веры в счастливое будущее человечества.

Для российской культуры гегельянство и марксизм задавали более-менее приемлемый понятийный горизонт мышления, но были чужды на уровне традиций и практики. Тезис о российском скепсисе по отношению к различным вариантам объективного идеализма может показаться излишне субъективным и противоречащим фактам. Ведь мы знаем, что после 1917 года Россия была первой в мире страной, чьей официальной идеологией был марксизм. Тем не менее, мы полагаем, что для культурной и интеллектуальной элиты России марксизм, с его европейским понятийным аппаратом, был лишь вовремя подвернувшимся способом модернизации. Именно об этой интерпретации марксизма писал Николай Бердяев в работе «Истоки и смысл русского коммунизма». Он полагал, что на самом деле, за языковой ширмой марксизма творилась иная история и продолжалась иная, более древняя и более русская, традиция, необходимым элементом которой был, в том числе, русский космизм. И западный философский дискурс это принципиальное различие всегда чувствовал.

Может быть, поэтому, а может быть, и нет, но среди профессоров философии считается, что относиться к русскому космизму критически, серьёзно, не полезно. Дело в том, что различные учения русского космизма, как правило, используют публицистический, художественный или даже мистический язык описания. В этой связи ошибочно считается, если к холизму, телеологии и идеализму добавить ещё два-три дополнительных понятия, такие, например, как «человек», «космос», «деятельность», – то их взаимная игра породит бесконечно дифференцированную совокупность «космизмов» в философии, религии, науке, искусстве. На наш взгляд, если бы это было истиной, то на выходе получились различные варианты философии Гегеля. Наша гипотеза как раз состоит в том, что русский космизм – уникальное философское учение, которое не сводится к гегельянству и прочим философемам исторического детерминизма. Специфика философии космизма не удерживается в этой строгой понятийной сетке и куда-то «испаряется». По всей видимости, для понятийного осмысления русского космизма ещё не пришло время.

Ещё одна особенность космистов в том, что его представители слабо «верили» в силу понятий. Скорее они исходили из некоего иррационального «зова», как сказал бы Шопенгауэр, воли Абсолюта, которая лишь нехотя излагается на языке понятий. В контексте космизма эта воля интерпретировалась либо как иррациональный проект будущего, либо как угроза и вызов безопасности человечества. Честно говоря, сложно представить кого-либо из авторов-космистов, которые философствовали бы спокойно и аргументировано, что называется, с учебником и утверждённым ректоратом планом лекций. Скорее для них подходит темперамент ницшеанского толка, когда теоретизирует оторванный от общества одиночка, пишущий харизматично, страстно и с почти полной уверенностью быть не понятым современниками. Поэтому, наверное, пока довольно трудно представить системное изложение идей русского космизма с академической кафедры.