Разлучающий поток - стр. 29
– Прибавилось ли у тебя сил, парень? Ты уже лучше управляешься с Широким Косарём?
Малец потянулся, и взял меч за рукоять, и потряс им над головой, и помахал вокруг себя, и подбросил его в воздух, а затем произнёс:
– Видишь, господин? Мне кажется, сила моя возросла так, что я теперь смогу переплыть непреодолимые воды Разлучающего потока.
Человек с холмов рассмеялся:
– Конечно-конечно, и мы знаем, что это доставило бы тебе большое удовольствие, но оставь подобные мысли, сын мой, прошу тебя, ведь с начала мира ни один человек из народов, населявших долину, не смог преодолеть Разлучающий поток. Сейчас же мы на время расстанемся. Что же до коня, то дед твой ничего не потеряет, а, наоборот, многое приобретёт, ибо я беру его ради тебя и, прежде чем пройдёт много дней, пошлю его обратно в Ведермель. Прощай, сын мой!
Он поцеловал мальца и, направившись на юг, пересёк ручей и поднялся по противоположному склону лощины. Осберн некоторое время стоял у своего коня, глядя вслед всаднику, на избранный им путь, а затем вскочил в седло и поскакал домой. Сперва он был несколько удручён расставанием со своим новым отцом, но немного погодя, думая о подарке, о свежей силе, о достоинстве и радостях жизни, он вновь стал весел, словно вся земля в его глазах обновилась.
Вы будете правы, если решите, что когда Осберн в очередной раз пришёл к Излучине Расколотого холма (а это случилось на следующий же день), он опоясался Широким Косарём, чтобы показать его своей подруге. Девочка, увидев его, несколько посерьёзнела и произнесла:
– Прошу тебя, Осберн, не доставай его из ножен.
– Я в любом случае не могу сделать этого, – ответил юноша, – ведь мне запрещено обнажать его, если предо мною нет врага, ибо каждый раз, когда его обнажают, он забирает жизнь, прежде чем вернуться в ножны.
– Я боюсь, – сказала она, – что тебе часто придётся обнажать его, так что о нём сложат бесчисленные легенды, и в последней из них будет говориться о твоей смерти.
С этими словами она закрыла лицо руками и заплакала, он же утешал свою подругу, подбирая самые нежные слова, утешал, пока слёзы её не иссякли.
После она долго, с любовью смотрела на него и, наконец, произнесла:
– Не знаю, почему, но мне кажется, что ты изменился и уже меньше похож на ребёнка, словно в тебя вошла новая сила. Я не могу сейчас спросить, кто сделал это с тобой и кто дал тебе меч, ведь если бы ты мог, ты рассказал бы мне. Но ответь, всё это ты получил от друга или от врага?
Осберн сказал:
– Правду ты говоришь: я не могу поведать тебе имя моего дарителя, могу только сказать, что он друг. Но ответь, разве ты не рада этим дарам?
Эльфхильд улыбнулась:
– Я должна радоваться и радовалась бы, если бы могла, но мне кажется, ты взрослеешь быстрее меня, а это плохо, ибо так ты отдаляешься больше, чем мы разделены сейчас.
И вновь ему пришлось успокаивать её нежными словами, а потом он метнул через реку одну брошку, что Стефан дал ему утром, и вскоре девушка пришла в себя, села и рассказала ему сказку о былых временах, и они расстались счастливыми, и Осберн пошёл домой, в Ведермель. Но не успел он пробыть дома и две минуты, как к двери подскакал всадник, юноша в нарядных одеждах и алом плаще, и конь под ним был украшен лучшими из сёдел и уздечек, да ещё серебряными удилами, но несмотря на всё это, как Осберн, так и Стефан, стоявший у дверей, признали в коне того жеребца, на котором Странник выехал с их двора прошлым утром.