Раздвигая границы - стр. 36

Но вряд ли мне стоило трепетать из-за Ноя Хатчинса. Я встречалась с Люком, а не с ним – если можно было так назвать один монолог Люка по телефону и одно неловкое групповое свидание в местной пиццерии.

Я вздохнула и выбросила Люка из головы. Мы с Ноем заключили договор, и я намеревалась выполнить свою часть сделки. План был прост: мне нужно было перенести свою встречу, чтобы парень перенес свою утреннюю терапию на место моей дневной.

Поскольку наши встречи шли одна за другой, кто-то будет отвлекать миссис Коллинз, пока второй просмотрит папки.

– Эхо? – потребовал ответа отец, в его голосе все еще слышалась тревога. – О чем мы говорим?

Глубоко вдохнув, чтобы мой желудок не скручивался в узел, я повернулась к нему лицом. Конфликты были мне, мягко говоря, не по душе. А конфликты с отцом я просто ненавидела.

– Почему ты не рассказывал, что я выиграла Губернаторский кубок?

– Что, прости? – В его голосе сейчас звучало только недоумение.

У меня внутри снова все сжалось. Почему, ко всему прочему, он забрал у меня и рисование?

– Я так хотела выиграть! Ты мог рассказать мне хотя бы об этом…

Миссис Коллинз насторожено разглядывала меня и держала руки на коленях. Я ожидала, что она вскочит с места и начнет защищаться, но женщина оставалась странно спокойной. Эшли накрыла своей ладонью пальцы отца.

– Оуэн? – Мне показалось, или в ее голубых глазах мелькнуло сожаление?

Напугав меня до чертиков, его лицо приобрело непривычный серый оттенок.

– Ты помнишь? – Его глаза округлились, придавая папе потерянный и необычайно грустный вид.

Мне всегда казалось, он хотел, чтобы я вспомнила. Я нахмурилась, не понимая его реакции. Разве не в этом весь смысл терапии?

Когда отец повернулся к миссис Коллинз, серый оттенок сменился красным.

– Это неприемлемо! Мы виделись с двумя психотерапевтами и получили три разные оценки ее психологического состояния. Каждый из них имел свое мнение насчет того, что делать дальше. Однако после приступа и нервного расстройства каждый рекомендовал нам больше не пытаться. Когда вы попросили положить в эту комнату ленту, я понял сразу, что мы должны отказаться от этой программы. Как вы могли заставить ее вспомнить?

– Я никого не заставляла, мистер Эмерсон. Во время терапии я просто клала ленту на стол. Это называется десенсибилизация. Разум девочки решил, что эти воспоминания безопасны, потому она вспомнила.

Поднявшись со стула, отец пробежался рукой по волосам.

– Боже, Эхо. Почему ты не сказала раньше? Ты должна понять…

– Мистер Эмерсон, остановитесь! – Миссис Коллинз пыталась сохранить спокойный вид, но я заметила, как повысился ее тон. – Она вспомнила о ленте. И только.

Грудь отца быстро вздымалась и опускалась. Затем, словно желая доказать, что невозможное возможно, он потянул меня к себе и обнял. Одна его рука удерживала мою спину. Другая – голову. Я замерла.

До чего же теплые объятия. Я чувствовала себя в безопасности. Как когда была ребенком и мама закатывала истерику, а я пугалась. Голову заполнили воспоминания о моей маме: вытаращенные глаза, бессвязная речь и спутанные рыжие волосы, выбившиеся из хвостика. Я бежала к отцу, и он прижимал меня к себе… как сейчас. Он защищал меня, давая ощущение надежности.

Я слушала его сердцебиение и чуть не поддалась желанию обнять его в ответ. Но тут Эшли заерзала, и ее каблуки царапнули пол.