Разделенные - стр. 21
После уроков Мираколина, как обычно, отправляется домой. Свернув на свою улицу, она замечает у дома припаркованную машину брата. Сначала ей это кажется удивительным – брат учится в университете в другом городе, до которого пять часов езды. Но потом удивление сменяется радостью: она понимает, что Матео приехал с ней попрощаться.
Еще только три часа, и за Мираколиной должны приехать через час, а родители уже плачут. Это расстраивает девочку: она хотела, чтобы родители относились ко всему стоически, как она или Матео. Брат между тем вспоминает разные приятные моменты, которые им довелось пережить.
– А помнишь, когда мы ездили в Рим, ты захотела поиграть в прятки в Музее Ватикана?
Вспомнив, Мираколина улыбается. Она спряталась в ванну Нерона – огромный котел из темно-красного камня, в котором легко поместился бы даже слон.
– Охранников чуть удар не хватил! Я думала, они меня отведут к Папе, а он меня отшлепает. Пришлось бежать.
Матео смеется.
– Тебя не было, наверное, час. Мама с папой просто места себе не находили.
Да нет, наверное, нельзя сказать «тебя нет» о человеке, который потерялся в музее. Просто его до поры до времени скрывают стены. Мираколина вспомнила, как бродила среди толпы туристов, приехавших в Ватикан, пока не оказалась посреди Сикстинской капеллы, украшенной фресками Микеланджело. В центре была чудесная сцена: небеса почти соприкосались с землей. Рука Адама была так близка к руке Господа! И оба так хотели прикоснуться друг к другу! Но неодолимая сила земного тяготения не давала Адаму дотянуться до небес.
Мираколина долго стояла там, задрав голову и глядя на эту сцену. Она совсем забыла, что играет в прятки, да и как можно играть таком в месте, где приподнимается покров над великой тайной? Там ее и нашли родители с братом, среди сотен туристов, любующихся величайшей картиной, какую когда-либо создавала рука человека, – этим символом отчаянной тяги человека к совершенству.
Мираколине было только шесть лет, но и тогда образы, запечатленные на фреске, говорили с ней, и она как будто понимала, что они хотят сказать. Ей казалось, что она сама – прекрасная капелла, и если кто-нибудь зайдет внутрь, то увидит величественные фрески, которыми расписаны своды ее души.
Микроавтобус, который должен забрать ее, приезжает на десять минут раньше и паркуется у дома.
На стенке фургона красуется яркий логотип с подписью «Заготовительный лагерь “Лесная лощина”! Место, где живут подростки!»
Мираколина заходит в свою спальню, чтобы взять вещи – небольшой чемоданчик с несколькими комплектами белой одежды и скромным набором необходимых пожитков. Родители рыдают и без конца умоляют простить их. И Мираколина впервые не выдерживает.
– Если вы чувствуете себя виноватыми за то, что принесли меня в жертву, это не моя проблема, – говорит она, – потому что я отношусь к этому спокойно. Пожалуйста, возьмите себя в руки, хотя бы из уважения ко мне.
Ожидаемого действия слова не производят. Слезы по-прежнему льются потоком.
– Ты чувствуешь себя спокойно потому, – говорит отец, – что мы тебе это внушили. Это мы во всем виноваты. Все это из-за нас.
Взглянув на родителей, Мираколина пожимает плечами.
– Так передумайте, – предлагает она. – Нарушьте слово, данное Господу, и не приносите меня в жертву.