Разбудить бога - стр. 31

– Тебя это волнует? – Олень поднял морду. – Как странно… Беда как раз в том, что люди стали никому не нужны. В том числе и самим людям. В том числе и сами себе. Никому ничего не нужно. Кроме денег.

– Разве что-то изменилось? – удивился я. – Разве раньше было не так?

– Конечно. Раньше мир был пестрым, как лоскутное одеяло. В каждом месте, а их было много, люди ценили разные вещи. В Римской Империи тоже деньги ценились превыше всего, но варваров в лесах было куда больше. Для них деньги не значили ничего. Они ценили то, что называли доблестью. Были и другие. Для кого-то что-то значила любовь, для кого-то что-то значил талант. Для кого-то бог не был пустым словом.

– Постой! – помотал я головой. – Сейчас тоже есть люди, которые ценят талант и любовь.

– Нет, – грустно заметил Олень. – Мир уже не такой пестрый. Осталось всего три или четыре лоскута, в которых ценятся разные вещи – красота, сила, страсть. Но большую часть вашей реальности заполонило желание денег. Ими измеряется все. Даже талант – за сколько можно продать творение или сколько на него было затрачено. Даже красота. Даже жизнь.

– Но далеко не все люди измеряют окружающее таким мерилом!

– Ну и что? – Олень посмотрел на меня тем же взглядом, каким иногда смотрела Зинаида Исаевна. – Сколько бы ни было, осталось их слишком мало. Порог перейден. Баланс нарушен. Все. Видишь, как падают листья? Надо уметь наслаждаться и такой красотой.

– Думаешь? – зло спросил я.

– Ничего другого не остается. И чем дальше, тем будет хуже. Агония человечества будет очень тяжелой. Болезненной. Люди никому не нужны. Даже себе. Они выкашивают друг друга в войнах, взрывают себя в толпе, выкидывают друг друга из окон, чтобы завладеть квартирой, а потом продать ее. Накачивают себя наркотиками, чтобы упасть красиво, как эти листья. Даже дети уже никому не нужны. Их попросту перестали рожать. Люди подсознательно чувствуют, что миру приходит конец.

– И ничего исправить нельзя? – с напором спросил я.

– Когда тебе снится кошмар, ты что-нибудь можешь исправить? – Олень посмотрел мне в глаза так, что я испугался до ледяных мурашек. Это не было взглядом травоядного. Это не было взглядом хищника. Нет! На меня через черные глаза Оленя смотрел какой-то древний демон, я ощутил это совершенно явственно.

«Ни хрена себе добрый волшебник!» – ужаснулся я, вываливаясь из сна.

Наверное, я вскрикнул, потому что, когда открыл глаза, Катя встревоженно приподнялась на кровати.

– Что с тобой, Саша? – спросила она.

– Ничего. Кошмар.

– Опять? – напряглась она. – Сфера взаимодействия?

– Нет, – ответил я. – Просто кошмар.

– Честно?

– Да.

За окном светало. Я уткнулся в подушку и снова заснул.

Окончательно мы с Катькой проснулись около двух часов дня. Макс давно бодрствовал, что понятно было по гулким взрывам и коротким автоматным очередям, доносившимся из гостиной, где стоял домашний кинотеатр. Иногда звенели падающие гильзы.

– Хорошо, что эта ужасная ночь позади, – Катька обняла меня и прижалась щекой к плечу. – Хочешь соку?

В гостиной шарахнуло особенно сильно, взвизгнули осколки, посыпалось откуда-то битое стекло и кирпич.

– Томатного, – ответил я. – Когда плохо высплюсь, это единственное средство, способное привести меня в чувство.

Кто-то сдавленно крикнул за дверью, звонко лязгнул затвор.