Разбойник Кадрусс - стр. 30
Фушэ отгадал верно. Шардон был вполне предан своему хозяину, который держал в руках его будущность и благосостояние. Не угодить барону де-Гильбоа значило опять впасть в нищету, в пороки, в грязь, и некоторым образом попасть на дорогу в острог.
Шардон, однако, чувствовал всю тяжесть своего рабства. Он был глубоко печален и всегда задумывался. Когда Гильбоа оставил его у ворот замка, он стоял, устремив глаза на дорогу. Он чего-то ждал.
Показались двое нищих, которые сели на тумбы, прислоненные к решетке парка, и протяжным напевом просили милостыню у прохожих. Шардон не обратил внимания на этих нищих. Однако они внимания заслуживали. Они представляли в лицах басню Лафонтена: Слепой и калека. Давно уже в этом краю знали союз, связывавший этих несчастных, потому что каждый день встречали бедного слепого, сгибающегося под тяжестью своего изувеченного спутника. А тот, подставив шляпу, просил взором, раздиравшим душу, милостыню у прохожего. При виде этих несчастных, соединившихся таким трогательным образом, сердце не могло остаться нечувствительным. Почти никогда слепой и калека не просили милостыни напрасно. Несколько душ, более сострадательных, чем другие, позаботились о старости этих бедняков и ходатайствовали у правительства о том, чтобы обеспечить их будущность. Все приняли участие в этом добром деле, в том числе и Гильбоа. Не из сострадания – он мало заботился о других – но потому, что богатство налагает обязанности, а он хотел приобрести репутацию благотворительного и щедрого человека; он часто подавал большую милостыню этим нищим, и когда он показался на дороге, нищие подошли к нему; но он не обратил внимания на них. Он даже грубо оттолкнул руки, протягивавшиеся к нему, сделал управителю знак приблизиться и сказал:
– Вели вынуть из кареты свертки и отнеси их в кабинет. Возьми два футляра из карманных дверец и ступай со мною.
Шардон, передав эти приказания слугам, выбежавшим встречать барина, сам взял футляры и не говоря ни слова пошел за Гильбоа, который прямо отправился в свой кабинет.
– Ты готов? – вдруг спросил Гильбоа, даже не оборачиваясь к своему управляющему.
– Вы всё ещё намерены? – ответил тот на вопрос своего хозяина другим вопросом.
– Да… – надо непременно кончить сегодня; но где твои люди?
– Одно слово, одно движение, и они здесь.
– Ты уверен в них?
– Как в себе самом. Их прошлая жизнь отдает их в мою власть… Правда, что и я также в их власти… ни им, ни мне нет никакой выгоды изменять друг другу. Призвать их?
– Как! они так близко?
– В двух шагах.
– Послушай, Шардон, – сказал хозяин управителю: —пятиться назад нельзя. Савари намедни сказал мне: «Почему это, любезный; господин де-Гильбоа, вы лишаете двор двух особ, таких очаровательных, как девица де-Леллиоль и её кузина? Говорят, у первой огромное состояние. Вторая же по красоте своей достойна обожания самых знатных наших сановников. Стало быть, удалять от двора двух девиц, которые могут служить ему украшением, преступление против воли императора, желающего женить своих генералов на знатных девушках». Ты знаешь, что значит эта любезность?
– Император хочет, – сказал Шардон – чтобы все знатные имена, все богатства столпились около него. Мадемуазель Жанна и знатна, и богата. Это ясно.
– Стало быть, ты понимаешь, что пятиться нельзя?