Разбойник Кадрусс - стр. 18
IX
Жанна доказывает, что желая выйти замуж, она хочет иметь мужа по своему вкусу
Как только оба всадника исчезли, между молодыми девушками произошла сцена внешне незначительная, но положившая начало страшной борьбе между ними.
Мария посмотрела на цветок Жанны, потом на свой и почувствовала сильную досаду. Она выбросила свой цветок в окно с презрительной гримасой. Жанна казалась удивленной.
– Что с тобой? – спросила она.
Но в глубине души она угадывала. Мария, с полураскрытыми губами, сжав зубы, с бледностью на щеках, с сверкающими глазами, не отвечала. Жанна тихо подошла к ней.
– Что с тобой? – повторила она.
Мария бросила на нее грозный взгляд.
– Ты лицемерка! – вскричала она.
– Что я сделала? – спросила Жанна.
– Ты отняла его у меня.
– Кого?
– Его. Не притворяйся, будто не знаешь.
– Ты говоришь об этом молодом человеке?
– О ком же мне говорить?
– Я вовсе не отнимала его у тебя, он обратился ко мне… случайно…
– Ты лжешь! Он долго на нас смотрел. Я тебя ненавижу.
Жанна заплакала. Рассерженная Мария несколько минут не останавливала её рыданий, потом вдруг подошла к ней и поцеловала.
– Я была не права, – сказала она. – Но я взбесилась. Проезжают два всадника. Один такой красавец, что можно сойти с ума глядя на него. Он объясняется тебе в любви, подавая розу и бросая на тебя страстный взгляд. Другой безобразен и обращается ко мне. Это ужасно, знаешь ли?
– Откуда мне знать, любит ли он меня? Его выбор был сделан случайно.
– О! – сказала Мария: – я не ошиблась. Ш-ш! Вытри глаза! Я слышу шаги твоего дяди.
Действительно, дядя молодых девушек постучался в дверь. Гильбоа был маленький, кругленький человечек, внешне, как шарик. В нем не было ни углов, ни шероховатостей, а всё гладко и мягко. Голова у него была большая, ноги короткие, но толстые. Лицо походило на полную луну. Нравственно Гильбоа был сговорчив, кроток, сладкоречив. Его добродушие вошло в пословицу. Голос у него был пронзительный, но ласковый, рот губастый, но улыбающийся, движения тяжелые, но лукавые. Он казался олицетворением чистосердечия, щедрости, бескорыстия, о нем говорили:
– Это самый услужливый человек на свете.
Однако во взгляде его было что-то фальшивое. Но взгляд этот можно было видеть не иначе, как сквозь синие очки. Жир скрывал его черты, отнимал у них настоящее их выражение и сбивал с толку наблюдателя. Счастливы жирные люди! Им нельзя не доверять. Полное лицо внушает доверие. Однако, человек проницательный, заинтересованный в изучении, угадал бы под жиром в лице Гильбоа некоторые линии, которые по словам Лафатера и Галля показывают энергичную волю, жадность, лицемерие. Потом на черепе были шишки, на его плешивой голове, где френолог прочёл бы тайные пороки. Но френологов мало, мало и людей проницательных, а дураков много. И эти дураки поддавались приемам и обращению Гильбоа. Правда, Фушэ не доверял ему и обвинял его без доказательств, что он оказал тайные услуги Бурбонам; но Фушэ не доверял никому.
Гильбоа успел составить себе большое состояние, наделать множество гнусностей, сохранить всеобщее уважение и даже приобрести хорошую репутацию. Ходили слухи, но о ком не говорят? Большинство не верило слухам; большинство считало их клеветой. Вот, однако, что сделал Гильбоа: У него был зять, очень богатый, очень благородный, очень честный и очень добрый. Этот зять был поставлен между двумя огнями; сделаться республиканцем и остаться во Франции. Или остаться дворянином, но эмигрировать. Он сделался революционером и однажды его шурин сыграл с ним превосходную штуку. Ходя де-Леллиоль, женившись на сестре Гильбоа – неравный брак, оправдываемый изумительной красотой молодой девушки – говорим мы, обеспечил положение своего шурина, тот не поколебался донести на него в революционный трибунал – письмом, без подписи, разумеется, – как на изменника отечеству, переписывающегося с Бурбонами. В бумагах графа нашли компрометировавшие его письма. Граф клялся, что он никогда не получал этих писем, что он не знает, как они туда попали… Тем не менее его гильотинировали. Слуга графа уверял, что Гильбоа сам сочинил эти письма, но потом этот же слуга признался, что он солгал. Правда, что в одно прекрасное утро этот слуга так разбогател, что купил хорошенькую ферму; отречение от своих прошлых показаний принесло ему счастье.