Раз, два, три, четыре, пять. Будем мы тебя... Книга 4 - стр. 26
Алька застывает, как в замедленной съёмке поднимает голову, встречается с Яром взглядом, и я очень жалею, что не вижу её лица, но то, что горит макушка, ощущая всеми фибрами своей души.
- Что вы здесь делаете? – срывается дыханием с её губ.
- Трезвеем, - небрежно бросает Яр, перекатывается к краю и садится, крепко сжимая ноги.
Сжимай не сжимай, бро, а такой утренний стояк не спрячешь даже за спиной. Удар попкой по моему паху, и теперь я вынужден отползти и свернуться в бублик, скрывая дёргающееся желание. Эта девчонка слишком дурно влияет на меня, загружая черепушку нескончаемой пошлостью и развратом. Судя по напряжённой дубине в штанах, жертвой loss of enjoyment, что означает полный облом, а точнее неполученное удовольствие, стал именно я.
- Что значит, трезвеем. Не понимаю, - выдёргивает из-под моей задницы одеяло и кутается в него коконом, оставляя снаружи одни глаза, ставшие больше в два раза.
- Ну что непонятного, Алён. Приняли лишнее, еле добрались до гостиничного номера, полночи по очереди обнимали унитаз, а под утро вырубились, - перечисляю поэтапно совместное времяпровождение, скашливая хриплые ноты при воспоминании сна. До сих пор чувствую её вкус на языке.
- А почему мы голые? – всё ещё не веря моим словам, допытывается Аля. Какая настырная. Ей сказали, что ничего не было, так успокойся, начинай ровнее дышать и улыбаться.
- Алён, ты, вроде, мелкая, а не глупая, - тяжело вдохнул Яр, отыскивая глазами одежду и просчитывая безопасную траекторию движения. – Кто ложится спать в грязной одежде? Запах сигарет, смрад ночного клуба, непонятные пятна.
Глупышка расслабляется, хватка на одеяле смягчается, разрез глаз возвращается в привычное состояние, а дыхание становится ровнее. Эх. А как она дышала ночью… Надрывно, со стоном, открывая всю себя. Невыносимо сидеть и напрягать ягодицы. Хватаю с тумбочки полотенце, брошенное ночью, обматываю на бёдра и сайгаком несусь в ванную комнату. Прохладный душ, встреча красавчика с кулаком. На дрочилово понадобилось пару минут, последние воспоминания и яркий вкус, преследуемый меня, как дурь, способствуют.
В спальню вхожу посвежевшим, чуть удовлетворённым, почти довольным. Картина на шахматной доске не изменилась. Королева всё так же впаяна в спинку кровати, король жмётся на краю, не решаясь встать и добраться до одежды, и я, такой красавец, пышущий неотразимостью и весельем.
- Так и будете протирать матрас? – делюсь радостной улыбкой с окружающими. – Давай, Аля, бегом в душ, а то Ярик весь позеленел от тошноты и холода. Не хочет смущать тебя своим тощим задом.
Алька пулей подрывается, умудряясь быстро-быстро перебирать ножками, закутанными в одеяло, и исчезает за дверью уборной, громко хлопая и снося что-то с раковины.
- Спасибо, бро, - облегчённо тянет Яр, встаёт и трясёт ногами, разминая затёкшие мышцы. – Уже онемело всё ниже пояса, а стояк вот-вот шишку на лбу набьёт.
Пока Аля поедает себя в одиночестве, мы заказываем в номер завтрак, одеваемся, приводим себя в порядок, переглядываемся, но не решаемся поговорить, а разговор назрел, особенно после сегодняшней ночи. Даже не представляю, как с Яром обсуждать его сестру, к которой он сам неровно дышит. Стук в дверь спасает от неловкости, которую мы ни разу до этого не ощущали в обществе друг друга.