Рая - Раян Враски. Чужой мир, чужие дети - стр. 3
- Раян? - вновь прошелестел детский голос.
И я едва не рявкнула в ответ, что зовут меня Рая, но причинить своими словами боль этой маленькой девочке я просто не могла.
И пусть я — Рая Свиридова — была им никем, но обидеть я их не могла, в какой-то степени видя в них своих собственных брата и сестру.
Присела на кровати, опустив ноги на дощатый пол. И вновь посмотрела на свои руки. Нет, они точно не могли принадлежать мне — худые кисти, тонкие пальцы, красная огрубевшая кожа. В этих руках не было жизни, они были слишком слабыми.
Мой взгляд заметался по комнате, ища зеркало. Конечно его не было в этой клетушке, но я вспомнила, что Тим подобрал на улице пару месяцев назад довольно большой осколок зеркала. На нем было всего пару трещин.
Когда я подошла к шкафу, причем меня так штормило, что я думала — не дойду, грохнусь раньше на эти доски, которые звались полом и проваливались целыми брусками, треща под ногами не смазанным механизмом. Но я все же дошла, потому что всегда была упрямой и никогда не отступала с намеченного пути.
Мои пальцы дрожали, только не от страха, а от тех усилий, которые я приложила, чтобы дойти до шкафа. Голова кружилась, а во рту было сухо. У меня было такое ощущение, что я пролежала в горячке на этой узкой кровати не один день.
Я не колебалась, взглянув на отражение... чтобы проверить свою догадку. И конечно незнакомое лицо, отразившееся в зеркале, как и это тело принадлежало не мне. Оно принадлежало этой Раян, юной девушке восемнадцати лет, старшой сестре двух детишек — Литы и Тима.
Она была ниже меня наверное на голову. Вряд ли в ней было больше метра пятидесяти. Худая, про которых говорят суповой набор. Хотя нет, тут и на суповой набор не наберется. И ей скорее подходило другое выражение — кожа да кости. Я даже понять не могла, где в ней теплилась жизнь. Бледное, даже серое лицо, круги под глазами и синяк на пол лица. Прикоснулась к волосам, кажется, каштанового цвета. Нет, страшилой она не была, но вот сейчас даже ее миловидность и юность были скрыты болезнью, свалившей ее с ног.
А вот глаза у нее были и впрямь необычные — зелено-голубые, которые с легкостью меняли цвет от освещения. Но при этом ее глаза были потухшие, будто пламя, которое раньше в них царило, кто-то нечаянно или специально затушил. Может, грустно подумала я, это была самая жизнь, оказавшаяся непосильным бременем для юной девушки.
Так как когда промелькнула в голове эта мысль — я увидела еще одну картину, причем не только увидела, но и ощутила те эмоции, что испытывала в тот момент Раян.
Накануне вечером она пришла домой и в ее глазах не было света, как и не было ни одной монеты в кошельке и бумажного свертка с остатками еды. Монеты и еду отобрали, хотя чужая память не показала как. Но тело ломило, а голова трещала от боли и оплеухи. А в комнате, в которую она так не хотела входить, ее ждали голодные взгляды и урчащие от голода животы брата и сестры. Но у нее не было денег, чтобы купить еду, чтобы оплатить эту клетушку, не было даже куска хлеба в шкафу. Ведь жидкий суп на воде дети съели еще днем.
И когда она возвращалась домой через мост, у нее даже мысль промелькнула о той утопленнице, которую нашли три месяца назад. Но мысль именно что промелькнула, ведь жизнь была священна, а главное — она не могла оставить брата и сестру.