Равновесие страха - стр. 2

Хаусман был уверен, что супруга обидится, но за прошедшее время она ни разу не напомнила об этом инциденте. Она даже пускала его в свою спальню, делая вид, что ничего не произошло. Роман Эдуардович оценил ее благородство и послал ей новые серьги с сапфирами изумительной работы. И уже через неделю уволил Ларису, заменив ее новым секретарем, которая уже не выполняла подобные упражнения в его кабинете. Новый секретарь – Лидия, была долговязая девица с вытянутым носом и продолговатым лицом. Правда, фигура у нее была очень ладно скроенная, она раньше занималась волейболом, но Роман Эдуардович дал себе слово больше не устраивать подобных эротических шоу в своем кабинете.

Хаусман нажал кнопку и приказал Лидии принести ему сегодняшнюю почту. По привычке он уточнил:

– Меня спрашивали?

– Да, – ответила Лидия, – два раза звонил Благов Корней Станиславович. Просил передать вам, что он будет ждать вашего звонка.

– Корней Станиславович? – переспросил Хаусман. – Странно. Он знает мой мобильный телефон. Почему не позвонит на него?

– Не знаю. Вас соединить?

– Да, прямо сейчас, – разрешил Роман Эдуардович. – И не входи, пока я буду с ним разговаривать. Хотя нет, не нужно ему звонить из офиса. Я сам ему позвоню.

Он поднялся, прошел в комнату отдыха, взял из стола один из нескольких телефонов, которые он активировал в необходимых случаях. И позвонил своему знакомому Благову. Тот работал в юридической фирме, обычно представляющей интересы страховой компании Хаусмана.

– Что случилось? – недовольно спросил Роман Эдуардович, даже не поздоровавшись. – К чему такая срочность? И почему ты не звонишь на мой мобильный?

– Вы ведь знаете, Роман Эдуардович, что я стараюсь не беспокоить вас лишний раз, – раздался извиняющийся голос Корнея Станиславовича, – но на этот раз мне было важно с вами переговорить и поэтому я осмелился побеспокоить вашего секретаря...

– Хватит! – прервал его Хаусман, чуть поморщившись. – Скажи, что за дело у тебя, и давай быстрее закончим наш разговор.

– Я бы хотел с вами встретиться, – сообщил Благов.

– Это так срочно?

– Полагаю, что это важно, – пояснил Корней Станиславович.

Хаусман помрачнел. Он понял, что произошло нечто необычное, без особой причины Благов никогда бы не посмел звонить первым и настаивать на встрече.

– Хорошо, – согласился Роман Эдуардович. – Когда ты сможешь ко мне приехать?

– Я сижу в машине у здания вашей компании и жду, когда вы меня позовете, – сообщил Благов.

Это было уже совсем необычно. Значит, действительно случилось нечто из ряда вон выходящее.

– Поднимайся ко мне, – разрешил Хаусман. – Я предупрежу, чтобы тебя пропустили.

Он перезвонил Лидии, чтобы она сообщила охране о новом визитере. Поднялся и подошел к окну. Отсюда открывался превосходный вид на центр города. Хаусман долго стоял, глядя в окно, наконец Лидия доложила ему, что пришел Корней Станиславович.

– Пусть войдет, – разрешил Роман Эдуардович, возвращаясь на свое место.

В кабинет осторожно вошел Благов. Редкие волосы на покатом черепе, неприятная улыбка. Хаусман нахмурился. Он не любил своего гостя. Тот работал под руководством Осипа Исааковича Грауберга, которому было уже под восемьдесят, но он сохранял удивительную ясность мысли и лично выступал на самых важных процессах в арбитражных спорах страховой компании Хаусмана, которые случались все чаще и чаще. Грауберг был отличным специалистом, настоящим адвокатом от бога, какими были в Москве не менее известные адвокаты Падва, Резник или Гальперин. А вот Благов, работающий у него, был типичным помощником, словно созданным для того, чтобы собирать нужные доказательства, систематизировать факты, проверять все обстоятельства, терпеливо работать с документами. Он не мог быть таким убедительным в аргументации своей позиции, как Грауберг, но он умел находить эти нужные аргументы для своего шефа. Благов часто выполнял различные деликатные поручения Хаусмана. И поэтому Роман Эдуардович был так удивлен, когда Благов не стал звонить ему на мобильный, а решил связаться через секретаря. Но уже через несколько минут он узнал, почему именно так повел себя этот «стряпчий», как его мысленно обычно называл сам Хаусман.