Ратоборцы - стр. 7
Сказал, и все, смолкнув, стали ждать ответа.
– Добре дело, – отвечал Андрей-дворский. – А что вы за люди? Откуда? Чьи будете – какого боярина?
Старшой хотел ответить, но в это время рослый парубок, стоявший за его плечом, дернул его за рукав свитки и что-то предостерегающе прошептал.
Но вожак толпы лишь покачал на это головой и проговорил громко, истово:
– Нет, уж мы в такую годину, когда кровь свою отдать пришли на суд божий, не станем лгать начальному человеку, княжому!..
Тут он, поклонясь, глянул смело в глаза Андрею-дворскому и спокойно и кратко изъяснил, что они все беглые смерды, покинувшие до срока и самовольно земли боярские, на коих были посажены. Были тут землепашцы разных бояр: и от Клименка с Голых гор, и от Доброслава бежавшие, и от Арбузовичей. Укрывались они в лесах и в горах, в труднодоступных дебрях, освоив там новые для себя пашни, на гарях и на чащобах.
На вопрос дворского, почему они в бегах, старшой сказал, что от лютости боярской: сыт боярин, ничем не живет, мало что работой и поборами умучил, а еще и для охоты и облоги звериной, когда ему только надо, от пашни народ отрывает и по неделям держит в трущобнике.
– Ладно, – заключил дворский. – Станьте осторонь дороги, а я доложу князю.
Он возвратился и сперва, решив схитрить немного перед князем в пользу этих людей, сказал лишь, что люди эти пахари, смерды, пришли оружия просить, хотят в битву.
Даниил испытующе глянул на Андрея Ивановича, почуяв по его голосу, что он нечто утаивает от него.
– Кто их привел? – спросил он дворского угрюмо. – Почему тиун боярский не с ними?
Бедный дворский только развел руками и договорил остальное, утаенное.
Князь нахмурился и, ничего ему не ответив, тронул коня.
Дворский, поспевая за князем, привставая на стременах, старался разглядеть, что делают и где стоят вновь прибывшие.
Они стояли в сторонке от дороги, чинно.
Тогда Андрей-дворский вполуголос, но с расчетом, чтобы слыхать было и Даниилу Романовичу, произнес, как бы восхищаясь и сожалея:
– И до чего народ все могутный!.. Глядят смело… Такой пластанет врага – на полы до седла раскроит!..
Даниил угрюмо молчал, утупясь в гриву коня.
Они на рысях проехали мимо новых пришельцев. Князь не обратился к ним.
Дворский не выдержал.
– О-ох, Данило Романович! – почти простонал он. – И до чего народ к топору добрый – как на подбор. Покрой ты их своей княжеской милостью: вели в бою умереть. Умрут!..
Князь гневно к нему оборотился. Лицо его пылало.
– Оставь! – прикрикнул он на дворского. – Недоброугодное молвишь!.. Ты кто?.. – как бы грозно спросил он дворского. – Ты должен сам понимать: каждая держава своим урядом стоит! И этого уряда не должен сам князь рушить!.. Ты скоро скажешь мне: беглых холопов боярских прощать и в добрые воины ставить?!
Дворский молча склонил голову.
Чем ближе к нагорной стране Перемышльской двигалось войско, тем все больше становился встречный поток русских беженцев. Немногие лишь влачили за собою жалкий скарб свой, прочие шли безо всего, унося лишь детей своих, бежали от нашествия иноплеменных, будто от трясения земного, от глада и моровой язвы.
Скорбный и сумный внимал князь стону земли.
– Княже, – кричали ему, – отчаялися житья! И жизнь нашу всю разоряют, и живот губят! И хлеб во уста не идет от страха! Не стало у нас ни детей, ни жизни, ни живота! Босы и беспокровны! Некому землю делать, некому сеять и жать – и угры губят, и ляхы, и немцы, и прочие рымляны! Много зла ратные творят! Проняли нас уже и до печени. Оборони, княже!..