Рассветы Иторы - стр. 51

О нём до сих пор вспоминали, и это было неприятно.

Как будто ты осенний лист, сжатый с двух сторон страницами тяжёлого старого фолианта, лежишь себе в тиши и мраке, и вот какому-то учёному мужу, а того хуже – досужему студиозусу потехи ради пришло в голову снять сей фолиант с пыльной полки, да отнести к себе на конторку, там сунуть под свет фонаря и приняться листать. Фолианту с того невеликая радость, и уж куда меньшая – представшему на свет обрывку нечаянного гербария.

Он не просил этой славы.

Ко всему, в отличие от злосчастного листа, под незаинтересованным, но непозволительно живым взглядом его распад как бы на миг обращался вспять, будто поперёк всей логике распада начинал возвращаться обратно к жизни.

Зачем он им, старый, сдался! Что вы всё поминаете его всуе!

Но со временем случалось подобное всё реже, давая отдых измученной душе.

Однажды люди вообще его забудут. Даже если это случится лишь с исчезновением самого человечества.

Задевала ли его сама такая возможность? Наверное, уже нет. Слишком многие народы ушли и не вернулись. Слишком стара и устала Итора, что стала не способна окормлять даже былых детей Ея, что уж говорить о способности стать матерью для новых. Не потому ли Она поныне так тиха и незаметна?

Ему то было не ведомо.

Смерть – часть естественного закона бытия, круга жизни. Неизбывная кончина ждёт всех нас. И его, и человечество, и Многоликую Итору, и предвечную Кзарру, и даже саму Вечность.

О, её он тоже теперь видел.

Едва заметную рябь звёздного света, кисеёй наброшенную на этот бренный мир.

Скорее пустоту, нежели наполненность.

Но она была тут, была всегда.

Структурированная, но ненаселённая, беременная, но никак от этого бремени не разрешащаяся.

Именно она делала Итору Иторой.

С одной стороны – вещью в себе, куда нельзя проникнуть, и откуда нельзя сбежать.

С другой – местом сосредоточения разом всех возможных аспектов бытия, комбинацией невероятного числа разнообразных форм и состояний.

Будь он не настолько растворён в свете яростной Кзарры, он бы непременно поинтересовался, что такое эта Вечность, сумел бы отыскать за столько-то кругов к ней свой логический ключик.

Но он слишком устал. И он слишком долго не существует.

Оставалось просто пассивно наблюдать, как однажды метрика Вечности исказится сама собой, произведя на свет нечто чудесное.

Два огненных болида.

Ему показалось, что он узнаёт один из них.

Не может быть.

И в тот же миг началось его пробуждение.

Так возвращается чувствительность в руку, которую ты отлежал за ночь. Сначала как далёкое, смутное ощущение потери, чего-то недостающего, что тяжкой ледяной колодой лежит у тебя на груди, но потом постепенно подступает тепло, тебе начинает казаться, что где-то там, бесконечно далеко, в ответ на твои безуспешные попытки пошевелиться что-то действительно дрогнуло, поплыло, отозвалось первыми фантомными покалываниями.

А потом всё разом вспыхнуло огненным водопадом боли, навсегда заслоняющей от тебя поток солнечного света предвечной Кзарры.

Ему будто разом вернули всякий накопившийся должок за долгие круги его бесчувствия.

Те потери, которые он не испытал.

Те страдания, что он не перенёс.

Те людские горести, что прошли мимо его взгляда.

Получи всё сполна, пришелец, с возвращением, этот добрый мир не прощает ничего. Зимы и круги рождений и смертей, ран, обид, предательств и проклятий. Получи всё сполна.