Рассветы Иторы - стр. 30
Пусть будет так.
Леди Дженна обернулась кругом перед большим туалетным зеркалом:
– Ну как я? Не похожа на безумную вдовушку, проведшую ночь в объятиях харудского бродяги с тёмным прошлым?
– Ничуть нет, моя леди. Ты прекрасна и строга. Как те статуи в тронном зале.
– Дурак.
Ему осталось натужно рассмеяться.
– Дурак и шут. Побегу, а то Наместник чего доброго мне ворота вынесет.
– Выпорешь его тогда на конюшне.
– Ха! Если бы. Ты сам-то сможешь отсюда выбраться?
– Конечно, мне не впервой. Не беспокойся, я твою вдовью честь под сомнение не поставлю.
Леди Дженна чмокнула его в небритую щёку и унеслась, шурша кринолинами. Хмурая и прекрасная.
Что ему с ней поделать.
За это он её и любил. Если можно любить ту, которую не видишь по семь зим меж случайных встреч. Любил он скорее свои о ней обрывочные воспоминания.
И вот теперь всё кончилось.
Не будет ни воспоминаний, ни любви. Будет только обрывок бумаги, прижатый подсвечником.
Моя леди, следи за небесами на закате.
И держи корабль готовым к отплытию.
Ему оставалось только исчезнуть из её жизни, и главная трагедия в том, что ему ни на миг не пришло в голову остаться.
Где-то тут скрывалась фальшивая панель, прикрывающая замаскированный переход на сторону слуг. Кто он есть такой? Правильно, мальчик на посылках, безымянный служка во вселенской церкви Матери-Иторы, вечно гонимый и вечно нежданный потомок Ксанда Тиссалийского и Тсанниса Местраннора, да упокоится их память во кру́ги вечные.
Пресветлый Князь, подданные не приняли тебя во славе твоего деяния, их гнилые боги ушли, и ты стал им не нужен, как и все последующие поколения странников твоего рода. Игрок, чей Завет пропал втуне, забытый и невоспетый, где ты, помнишь ли о своём заблудшем народе в столь тёмный миг?
Кто знает.
У северного народа в ходу две дюжины слов, обозначающих разновидности снега. Плотный, хрупкий, слежавшийся, долговременный, подтаявший или подмёрзший. Разумные существа уделяют особое внимания тем предметам или явлениям, от которых в значительной степени зависит их жизнь.
Оборотись, путник, ты на самом краю Средины, где иссушённая тундра востока постепенно переходит в ледяные языки предгорий и дальше, до самой северной оконечности Отмели, где в буран харудские лошадки, бывалоча, проваливались под наст так глубоко, что всадник скрывался в снегу с головою. Здесь белая крупа, сыплющаяся с неба, обеспечивает тебе весь простор возможностей между жизнью и смертью, неизбежной опасностью и долгожданным спасением, потому без навыка читать снег здесь не выжить.
Харуды тоже сызмальства учились читать снег. Да, в землях кочевенов зима надолго отступала, и основные стойбища после восстановления мира с оседлыми рахниш, бывшими рабами своих гнилых богов, всё дальше передвигались на юг, вплотную к растянутым на сотни дневных переходов границам Стены, но те из харудов, кто по старой памяти продолжал ходить на севера, по-прежнему знали цену этому умению – прочитать снег.
Аккуратно прорезанный в насте ломоть хрустящей массы отлетел прочь, брызнув мне в лицо подхваченными ветром сухими снежинками. Весна здесь ещё едва входила в свои права, и хотя молодая Кзарра уже почти не заходила за горизонт, силы её покуда едва хватало на то, чтобы в полдень слегка подточить южные склоны сопок, покрывая их поверхность ледяной глазурью в два пальца толщиной. Дальше её тепло покуда не проникало, и свежий, не старше двух седмиц, едва уплотнённый снег, что лежал под слоем наста, был их главной проблемой. Вдругорядь поскользнувшись, лошадь могла до кости рассечь себе ноги, спасали только плотные кожаные фартуки, но с ними коняги еле двигались и быстро уставали, потому главным делом в этих местах было выбрать правильный маршрут между сопок, в основном придерживаясь северных склонов и стараясь не выходить из тени.