Рассвет Жатвы - стр. 38
Лошади останавливаются прямо под балконом. Я поднимаю взгляд и застываю, боясь дышать. Президент Сноу. Не на экране, а во плоти. Самый могущественный и, следовательно, самый жестокий человек в Панеме. Он стоит спокойно и прямо, наблюдая за катастрофой, которой обернулась церемония открытия. Слегка наклоняет голову, и на лоб падает серебристый локон. Наши глаза встречаются, у него на губах возникает улыбка. Ни злости, ни гнева и точно ни тени страха. Мне не удалось впечатлить его своим выступлением. Дерзкий мальчишка из горного дистрикта с мертвой девочкой на руках выглядит глупо и слегка забавно. Не более.
Внутри меня что-то сжимается, и я думаю: «Сегодня ты на коне, но когда-нибудь придет тот, кто сбросит тебя прямо в могилу». Я выхожу из колесницы и кладу Луэллу на землю, делаю шаг назад, чтобы Сноу не мог притвориться, будто не видит ее сломанного птичьего тельца. Потом я жестом указываю на него и начинаю аплодировать, отдавая ему должное.
«Попробуй-ка переиначить это, Плутарх!» – думаю я.
Вдруг выражение лица президента меняется. Он переводит внимание на экран справа, где показывают меня по пояс, хлопающего в ладоши. Его пальцы тянутся к белой розе в петлице, поправляют, и он вновь смотрит вниз. Голубые глаза прищуриваются, только они направлены не на мое лицо, а ниже. Разглядывает огниво?
Меня хватают сзади и волокут прочь. К Луэлле подбегают медики. Ужасно не хочется ее оставлять, хотя что бы я с ней делал, если бы меня не оттащили? Видела ли семья Луэллы, как она отправилась в последний путь? А моя? Вряд ли это покажут в Дистрикте-12. Наверняка трансляцию прервали, когда наши лошади понесли.
Для виду борюсь, потом понимаю, что слишком усердствую. Обмякаю, позволив миротворцам волочь меня по длинной улице обратно в конюшню. Они спохватываются, надевают наручники и заставляют идти самому. И тут я обращаю внимание на толпу, все еще стоящую на трибунах, и начинаю различать голоса.
– Эй, откуда ты?
– Посмотри сюда, мальчик! Как тебя зовут?
– Двенадцатый, верно? Ты из Двенадцатого, парень?
Неужели они спрашивают у меня? Я верчу головой.
– Говори, мальчик! Не сможем тебя спонсировать, не зная, кто ты!
Эти люди хотят стать моими спонсорами? Посылать мне на арену еду и припасы? Поставить на меня, словно на голодного пса в драке? Может, мне и следует быть им благодарным или хотя бы не теряться, однако у меня на руках кровь Луэллы. Я собираю слюну и плюю прямо в распухшее лицо мужчины, в которое вставлены крошечные зеркала. Плевок попадает ему на щеку, и толпа ревет от смеха.
– Так ему и надо!
– Мне нравится твой стиль!
– Хеймитч или Вайет? Который из двух?
Последняя реплика – от женщины с птичьим гнездом на голове. Она размахивает программкой Голодных игр, на обложке которой изображена золотая цифра пятьдесят на фоне флага Панема. Я набираю слюну на еще один плевок, и тут один из моих конвоиров предупреждает: «Хватит». Я все равно плюю, и он сильно бьет меня локтем в бок. Толпа ликует, даже не знаю, кто ее порадовал больше.
Обозленные миротворцы швыряют меня в колесницу с трибутами из Дистрикта-4, и я доезжаю до конюшни, держась за чей-то фальшивый трезубец, чтобы снова не вывалиться. Трибута это ничуть не радует, и едва мы успеваем добраться до места, как он тычет меня древком в солнечное сплетение, и я снова валюсь на землю.