Рассвет Жатвы - стр. 3
Я порывисто обнимаю Хэтти, и она вскрикивает.
– Перестань! Все еще крутишь с той девчонкой?
– Еще как! – отвечаю я со смехом.
– Вот к ней и ступай. Сегодня ты мне не нужен.
Хэтти отсыпает мне пригоршню дробленой кукурузы и машет, мол, иди. Я ссыпаю зерно в карман и срываюсь с места, пока она не передумала и не лишила меня лучшего подарка: возможности побыть с моей девушкой. Знаю, следовало бы вернуться домой и натаскать воды, но мысли о поцелуях не дают мне покоя. Все-таки у меня день рождения, и в кои-то веки бачок может обождать.
Пока я бегу по лесу, туман понемногу рассеивается. Большинство жителей восхищаются красотой Луговины, однако Ленор Дав называет ее прибежищем приговоренных, ведь там можно спрятаться от миротворцев. Ей присущ мрачный взгляд на некоторые вещи… Впрочем, чего еще ожидать от той, кого назвали в честь мертвой девушки? Точнее, половину имени она получила в честь мертвой девушки Ленор из старинного стихотворения, а вторую – в честь оттенка серого, о чем я узнал в день нашей первой встречи.
Это случилось осенью после того, как мне исполнилось десять и я впервые пролез под забором, огораживающим наш дистрикт. Прежде меня удерживал страх перед законом и хищниками, пусть их и мало. В конце концов меня уломал мой друг Бердок, сказав, что ходит в лес постоянно и никого там нет, да еще яблок можно набрать, если умеешь лазать по деревьям. Лазать я умел, яблоки любил. К тому же он был младше, и мне не хотелось выставить себя трусишкой.
– А такое слыхал? – спросил Бердок, когда мы углубились в лес.
Он склонил голову набок и запел своим замечательным голосом – высоким и приятным, как у взрослой женщины, только более чистым, без всяких там переливов. Все замерло, и тут сойки-пересмешницы принялись за ним повторять. Я знал, что они подражают другим птицам, но никогда не слышал, как они поют для человека. Здорово впечатляет! И тут на голову Бердока упало яблоко, оборвав пение.
– Кто тут раскудахтался перед моими птицами? – спросил девчачий голос.
А вот и она, футах в двадцати над землей, растянулась на ветке, словно у себя дома. Кривые косички, грязные босые ноги, грызет яблоко, в руке книга в матерчатом переплете.
Бердок покачал головой и засмеялся.
– Привет, кузина. Разве тебе можно ходить сюда в одиночку? Лично мне нет.
– Значит, я тебя не видела.
– Я тебя тоже. Брось нам яблочек, ладно?
В ответ она встала на ветку и принялась подпрыгивать, осыпая нас градом яблок.
– Погоди, у меня есть мешок! – Бердок убежал.
Девчонка спустилась по веткам и спрыгнула на землю. Прямой кузиной Бердоку Эвердину она не приходилась, просто со стороны его матери у них были какие-то дальние родственные связи. Я видел ее раньше в школе, – немного застенчивая, вспомнилось мне, – однако даже не разговаривал с ней. Она тоже не спешила со мной общаться, просто стояла и смотрела, пока я сам не нарушил молчание.
– Хеймитч.
– Ленор Дав.
– Как птица?
– Нет. Как цвет.
Голова у меня пошла кругом, и с тех пор Ленор Дав так и продолжает сводить меня с ума. Вскоре она встретила меня в школе, открыла потрепанный словарь и ткнула пальцем: «Цвет голубиный. Теплый оттенок серого с легким лиловатым или розоватым отливом». Ее цвет, ее птица, ее имя.
И я стал за ней наблюдать, замечая все больше деталей. Под выцветшим комбинезоном и рубашкой скрывались пятна цвета: то голубой платочек из кармана выглянет, то мелькнет малиновая ленточка, пришитая внутри рукава. С заданием в классе она справлялась быстро, а потом сидела и смотрела в окно, не привлекая к себе внимания. Я заметил, что ее пальцы двигаются, словно нажимая на невидимые клавиши, играют музыку к песням. Туфелька соскальзывала, и ножка в чулке бесшумно притопывала по деревянному полу. Музыка была у нее в крови, как и у ее дядюшек. И в то же время она казалась иной. Ее меньше интересовали приятные мелодии, скорее манили опасные слова. Такие, что ведут к бунтарским выходкам. Такие, за которые ее дважды арестовывали. Тогда ей было всего двенадцать, и ее отпустили. Теперь все может закончиться иначе.