Рассказы советских писателей о Великой Отечественной войне - стр. 5
– Это что за новость? А ну, брось! – почти крикнул он.
– Я курю, Володя. Давно, с начала войны.
– Брось! – Юлька сделала короткую затяжку и положила папиросу в пепельницу. – Чему еще ты научилась с начала войны?
– Больше ничему…
– Вон водка… Может, тоже научилась?
– Нет, но налей немного. Мне надо прийти в себя…
– Бить тебя было некому, – сказал Володька, покачивая головой, но взял из буфета рюмку и налил.
Юлька выпила и начала так серьезно, что Володька насторожился.
– Я должна сказать тебе… Не знаю, с чего начать. Но ты должен понять меня и… простить.
– Говори! – нетерпеливо, приказным тоном сказал он.
– Завтра, к двенадцати, мне нужно… в военкомат… С вещами…
– Какой, к черту, военкомат! – загремел он. – Ты сдурела, что ли!
– Я ж не знала, что ты приедешь… Я хотела быть с тобой… на фронте, – еле слышно произнесла она и присела на диван.
– Дура! Ты знаешь, что такое война! И для девчонок! Это ты понимаешь?
– Зато я испытаю все, что и ты…
Вошла Володькина мать.
– Мама, представляешь, что она выкинула? Завтра ей в армию!
– Господи… Как же это, Юля? Володя приехал, а вы… вы уезжаете… И вообще…
– Откуда я знала, что он приедет? Я думала, вдруг мы на фронте встретимся, – чуть не плача, пробормотала Юлька.
– Нашла место для свиданий! Ну, не дуреха… – Володька бросил в сердцах папиросу и стал вышагивать по комнате, громыхая сапогами.
– Успокойся, Володя, – сказала мать.
– Я спокоен. Пусть отправляется, если по рукам захотелось…
– Володя… – укоризненно прервала мать.
– Я не Майка! И ни по каким рукам ходить не собираюсь! Я воевать иду! – вскрикнула Юлька и заревела уже по-настоящему.
– Воевать! Ты знаешь, что это такое! Вздуть бы тебя сейчас как следует! – взорвался опять Володька.
– Володя… – остановила его мать.
– Какой ты трудный, Володя, – сквозь слезы бормотала Юлька. – Моя мама всегда говорила, что ты трудный мальчишка.
– Мальчишка! Я мужик теперь! Понимаешь, мужик! Я видел столько за эти месяцы, чего за сто лет не увидишь. Ты посмотри на меня, посмотри. – Он подошел к ней и стал.
Юлька подняла глаза и, наверно, только сейчас увидела, как изменился Володька, как он худ, какие черные круги у него под глазами, в которых стояла какая-то непроходимая усталость и пустота. И она прошептала:
– Скажи, что там было? У тебя такие глаза… Господи. Почему ты молчишь? – Она глядела на него в упор и вдруг, закрыв лицо руками, прошептала: – Мне почему-то стало страшно. И я не хочу завтра в военкомат.
У Володьки кривился рот, ему было нестерпимо жалко Юльку, но он сказал:
– Я даже не пойду провожать тебя завтра.
– Не мучай меня… У нас всего один вечер. И ты пойдешь…
И Володька пошел. На другой день, в одиннадцать часов, он уже был у Юльки дома, о чем-то говорил с заплаканной ее матерью, чем-то успокаивал растерянного, пришибленного Юлькиного отца, который, конечно не зная, что она идет в армию добровольно, все время безнадежно приговарил: «Довоевались… Девчонок в армию забирают. Довоевались…» Он отпросился с работы, чтобы проводить дочь, но Юлька категорически заявила: провожать ее будет только один Володька. Мать суетливо собирала вещи, которые Юля молча выкладывала обратно, говоря, что они ей не нужны, а мать через некоторое время опять собирала их в маленький Юлькин чемоданчик, памятный Володьке еще со школы.