Рассказчица - стр. 40
– Считается, что Менгеле сбежал в Южную Америку, – говорит миссис Кунц.
Я подавляю вздох. Вообще-то, я знаю, что он жил и умер в Бразилии.
– Менгеле жив, – шепчет миссис Кунц. – Он перевоплотился в моего кота. И я не могу повернуться к нему спиной или уснуть, потому что боюсь, он убьет меня.
– Боже правый! – бормочу я.
– Конечно, – соглашается миссис Кунц. – Я думала, что беру милого маленького котика из приюта, но однажды утром проснулась и увидела у себя на груди кровоточащие царапины…
– Со всем уважением к вам, миссис Кунц, это преувеличение – думать, что Йозеф Менгеле превратился в кота.
– Но эти царапины, – мрачно произносит она, – были в форме свастики.
Я закрываю глаза.
– Может, вам просто завести какое-нибудь другое животное, – предлагаю я.
– У меня была золотая рыбка. Мне пришлось спустить ее в унитаз.
Углубляться в это страшновато, но все же я спрашиваю:
– Почему?
Женщина мнется:
– Скажем просто: у меня есть доказательства, что Гитлер тоже прошел реинкарнацию.
Мне удается отделаться от нее, сказав, что я попрошу знакомого историка заняться ее делом – и это правда, я передам этот запрос Джиневре в следующий раз, когда она меня достанет и мне захочется ей отомстить. Но только я вешаю трубку, закончив разговор с Мирандой Кунц, как секретарша снова вызывает меня звонком.
– Сегодня не ваша фаза Луны, что ли? – говорит она. – У меня на проводе еще одна. Местный офис ФБР отправил ее сюда.
Я смотрю на кипу документов, лежащих на столе, – отчеты, принесенные Джиневрой. Дотащить подозреваемого до суда в моем случае – длительная и трудоемкая экспедиция, которая зачастую оказывается бесплодной. Последнее дело, которое нам удалось довести до вынесения приговора, завершилось в 2008-м, и ответчик умер в конце судебного процесса. Мы действуем совсем не так, как полиция. Те видят преступление и ищут ответ на вопрос: «Кто это сделал?» Мы же начинаем с имени, роемся в базах данных и ищем людей, живущих под таким же именем, а потом выясняем, чем занимался этот человек во время войны.
У нас нет недостатка в именах.
Я снова беру трубку:
– Лео Штайн. Слушаю.
– Ммм… – мямлит какая-то женщина. – Я не уверена, что звоню куда нужно…
– Я скажу вам, если вы объясните причину своего звонка.
– Один мой знакомый, возможно, был офицером СС.
В нашем отделе мы выделяем такие звонки в категорию: «Мой сосед – нацист». Обычно это чертов сосед, который пинает вашу собаку, когда та забегает на его участок, и звонит в мэрию, когда листья с вашего дуба падают к нему на двор. У него европейский акцент, он носит длинное кожаное пальто и имеет немецкую овчарку.
– А как вас зовут?
– Сейдж Зингер, – говорит женщина. – Я живу в Нью-Гэмпшире, и он тоже.
Это заставляет меня сесть немного прямее. Нью-Гэмпшир – отличное местечко, чтобы спрятаться, если ты нацист. Никому в голову не придет совать нос в Нью-Гэмпшир.
– Как зовут этого человека? – спрашиваю я.
– Джозеф Вебер.
– И вы думаете, что он был офицером СС, так как?..
– Он мне сам об этом сказал, – отвечает женщина.
Я откидываюсь на спинку стула:
– Он сказал вам, что был нацистом?
За десяток лет, что я здесь работаю, это у меня первый случай. Моя работа всегда состояла в том, чтобы счищать маскировочные слои с преступников, которые думают, что через почти семьдесят лет давнишние убийства сойдут им с рук. Никогда обвиняемый добровольно не признавался мне в содеянном, пока я не припирал его к стенке неопровержимыми доказательствами и у него не оставалось другого выбора, кроме как сказать правду.