Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна - стр. 41
Секрет молниеносного успеха Григория заключался, разумеется, не только в заранее готовом спросе духовно томящихся аристократов на «христианско-дионисийское» лакомство, но и в умении малограмотного сибирского крестьянина сразу же безошибочно уловить суть ожиданий, адресованных ему столичным бомондом: «… возил он (Феофан. – А. К., Д. К.) меня и показывал, как райскую птицу, и восчувствовал я, что хотя и позолотилась моя судьба, но что-то подломилась. И так мне было и сладостно и грустно… Понял я, что моей мужицкой свободе – конец пришел. Что будут они все со мной в мужичка играть, а что мне их, господ, их хитрости постигнуть надо, а не то мне скоро – крышка, капут»>37.
Собственно, лишь с момента прибытия Распутина на берега Невы начинается настоящая история «святого черта», ставшего феноменальным симбиозом человека по имени Григорий Ефимович Распутин и города по имени Санкт-Петербург.
На первый взгляд между кряжистым выходцем из резко континентальных «кондовых» сибирских глубин и влажным, исполненным чахоточной рефлексии столичным мегаполисом нет и не могло быть ничего общего. А между тем Григорий Распутин – по крайней мере, тот Распутин, которого знает история, – истинно петербургский феномен. Нет никакого сомнения в том, что, не будь Санкт-Петербурга – города, в котором рационализм и мистика сплелись в причудливый модернистский узел, не будь этой огромной европейской декорации на краю бесконечной евразийской пустыни, – косноязыкий и егозливый пилигрим с вечно всклокоченной бородой и глазами, «зацепляющими» всё и всех вокруг, затерялся бы где-нибудь на дальних перегонах между монастырскими подворьями, постоялыми дворами и придорожными кабаками.
Только Петербург мог дать Распутину по-настоящему великий шанс, и только Распутин мог этим шансом по-настоящему масштабно воспользоваться…
Первое знакомство Григория с царской четой состоялось вскоре после двух роковых событий в истории последнего царствования: всероссийской октябрьской стачки 1905 года и опубликования в пожарном порядке «конституционного» Манифеста 17 октября. Первое из них стало для императора и его близких настоящим кошмаром, второе было пережито Николаем II как личная трагедия.
В ситуации сильнейшего психологического стресса, в которой очутились Николай и Александра, сестры-черногорки стали активно убеждать их познакомиться с «Божиим человеком Григорием». Пополнив этим «алмазом» богатую коллекцию придворных юродивых, они надеялись в дальнейшем сделать Распутина удобным орудием для достижения своих целей.
Какое-то время Николай и Александра колебались. Как уже отмечалось выше, их сомнения развеял епископ Феофан. 1 ноября 1905 года в царском дневнике появляется роковая запись: «Пили чай с Милицей и Станой. Познакомились с человеком Божиим – Григорием из Тобольской губернии»>38.
Епископ Феофан в 1917 году показал: «Мне лично пришлось слышать от Распутина, что он на бывшую государыню произвел впечатление при первом свидании с нею. <…> Этому знатоку человеческих душ вряд ли трудно было понять, как нуждается в нем царица, как измучена она обрушившимися на них бедствиями и как действуют на нее его речи о простом народе, который не даст в обиду своего царя»>39.
Захватить психологическую власть над царями Распутину вряд ли удалось бы, если бы он ограничивался, как полагает Э. C. Радзинский, лишь исполнением роли «чтеца» «тайных желаний царицы»