Раскопки - стр. 16

Я закрыла книгу, зажгла свечку на столике рядом с кроватью и выключила свет. Роберт, однако, остался сидеть. Тени так причудливо легли на его лицо, щеки, что на мгновенье мне показалось, будто на меня смотрит Фрэнк. Смотрит очень серьезно и с каким-то упреком. Но тут тени изменили свое положение, и Роберт вновь стал ребенком.

– Мама…

– Да, дорогой.

– Думаешь, мистер Браун найдет сокровища?

– Не знаю.

– Но ты ведь надеешься, что да?

– Да, надеюсь.

– Я тоже очень надеюсь, – сказал он.

– Но слишком сильно рассчитывать не надо, ты ведь понимаешь.

– Понимаю.

– Спокойной ночи, Робби. До завтра.

– Спокойной ночи, мама.

Я лежала в кровати и слушала радио: обсуждали, как менялась мода с течением веков. Потом пустили номер Венди Той – «Голубая Мадонна» – танец под баховскую сюиту № 3. Когда она отыграла, я выключила свет и улеглась, надеясь, что скоро засну. Но не тут-то было – голова отказывалась отключаться.

Я пролежала часа два или три, а потом услышала скрип. Мистер Ломакс, у которого мы покупали этот дом, привозил дерево с Дальнего Востока (поэтому у нас так много деревянной обшивки), и каждый раз, когда холодает, дерево сжимается, и весь дом начинает ходить ходуном. Я полежала еще немного, затем накинула халат, надела тапочки и подошла к окну.

Я отвела занавеску и посмотрела на сад, залитый лунным светом. Все прекрасно просматривалось вплоть до реки, луна отражалась в воде. И даже в отражении на ее поверхности виднелись темные кляксы лунных морей.

Я уселась на подоконник и стала глядеть наружу, стараясь отогнать мысли, что пикировали на меня, словно стая разъяренных птиц. Было одно воспоминание, выкинуть из головы которое давалось труднее всего: вот Роберт бежит по траве, он раскинул руки, щеки надуты. А я его оттолкнула. Так себе мать. Я это прекрасно понимаю, и мысль эта не дает покоя, давит на меня. И я постоянно думаю, что хорошей матери из меня уже и не выйдет.

Все, что я могу (правда, с каждым днем все в меньшей степени) – это любить и поддерживать его. И защищать. Кажется, что я стою на невидимой границе его мира – вечно на пороге, не в состоянии его переступить. Мне бы так хотелось быть такой же бойкой и резвой, как он, но у меня нет ни сил, ни воображения под стать его.

Через некоторое время я пошла его проведать. В коридоре через эркерное окно довольно ярко светил свет. Я встала у его комнаты и прислушалась – было слышно, как он дышит. Медленно и, судя по всему, спокойно. Сама не знаю почему, видимо, чтобы не стоять на месте без дела, я прошлась по коридору в сторону от моей комнаты. Дом перестал скрипеть, и стало тихо. Передо мной лежала ковровая дорожка. И хотя я прекрасно понимала, что бодрствую, было ощущение, что хожу как во сне. Ноги мои передвигались будто сами по себе: я прошла через один дверной проем, потом другой.

Вскоре я добралась до той части дома, которой пользовались нечасто. Даже когда Фрэнк был еще жив, мы редко сюда заходили, разве что когда принимали гостей. По обеим сторонам коридора – двери, которые вели в спальни, в которых никто никогда не останавливался, по крайней мере при нас.

Я дошла до конца коридора, развернулась и собиралась идти обратно. Но тут я что-то услышала. Какой-то стук. Повторяющийся, будто кто-то отмеряет равные промежутки времени. Звук шел из комнаты слева.