Расеянство - стр. 42
– Ой, Марина Дмитриевна, здрасьте, Вы как здесь?
– А как все, – потрясая в руке трудовой книжкой, бахвалялась собеседница. – Пришла вот на работу устраиваться.
– Вы? Сюда? Зачем? – Катя покраснела, а учительница и глазом не повела.
– Ты знаешь, я давно думала. И зарплата приличная, и платят вовремя, и работа, что называется, не пыльная. А у нас – ну сама знаешь. А тут еще и обстоятельства удачно сложились – школу-то нашу закрыли.
– Как закрыли? Почему?
– Не знаю, мэр по всему городу школы да детские сады укрупняет. Денег, говорит, в бюджете нету нас кормить. Ну и ладно, думаю, пошла сюда. Прихожу – а тут уж все наши как одна стоят.
– Но все-таки в Вашем-то возрасте…
– А чего?
– Что Вы здесь делать-то будете?
– То же, что и там – молодежь обучать. Кто их научит как надо? Только опытные педагогические кадры… А ты все там, в поликлинике работаешь?
– Да.
– Да уж, не позавидуешь. Ты приходила б сюда скорей. Чего там-то гнить – прозябать? Вообще, – шепотом добавила учительница, – говорят сюда скоро только с высшим образованием принимать будут, отсев уж больно строг конкурс вишь большой. Так что поторопилась бы ты, пока молодая-то, упустишь свое счастье, ох, упустишь…
…Катя стояла на пороге кабинета и глядела на Мойшу глазами, круглыми от ужаса. Он читал биографию Земмельвайса, но, завидев ее, отложил книгу и обратил на нее свой взор.
– Что на этот раз? Опять кто-то умер?
– Хуже.
– Что может быть хуже?
– Учителя на панель пошли. Все в дом досуга устраиваются, – Катя едва сдерживала слезы.
– Oh, tempora, oh, mores1…
– И все? Это все, что ты в такую минуту можешь сказать?
– А что я должен был сказать?! – удивленно всплеснул руками Мойша. – Я тебе давно говорю, давай уедем, здесь жизни нет и не будет. Они сначала все с ума сойдут на почве этого публичного дома, а потом помрут от заболеваний, передающихся половым путем. И все! Тебя прельщает эта участь?
– Да я не о том! Надо же спасать людей.
– Спасать можно только того, кто сам хочет быть спасенным. Как ты принудительно наденешь на человека спасательный жилет? Спасение утопающих… сама же знаешь…
– Ну перестань, прошу тебя, – Катя бросилась ему в ноги, обняла руками колени и зарыдала. – Ведь ты же понимаешь, что только ты можешь изменить ситуацию. Клятва Гиппократа и все остальное… но дело не в этом. Ты один здравомыслящий человек, ты должен что-то предпринять!
– Ну что, что я могу предпринять?!
– Поезжай в Москву. Не может быть, чтобы там об этом знали или смотрели на это сквозь пальцы. Там работают не такие идиоты, как здесь, они примут меры.
– И что будет? Мне поставят памятник? Или сумасшедшим объявят?
– Во всяком случае, ты смело можешь, глядя в глаза своим детям, сказать, что ты сделал все, что мог. Сделай это ради меня – ведь это мой родной город все-таки…
Слова женщины вновь взяли верх над здравым смыслом. Прав мудрец, сказавший, что муж голова, а жена – шея.
Июль 1865 года, Пешт
Консилиум заседал с утра и до позднего вечера. Сложность предмета обсуждения обуславливалась не столько поставленным диагнозом, сколько носителем его. Не каждый день коллегам приходилось решать судьбу своего товарища.
– Господа, – говорил доктор Клейн, – я думаю, мы сегодня не кончим. Слишком сложно все это.
– Что сложного? – спрашивал доктор Тауффенберг. – Диагноз практически очевиден…