Расеянство - стр. 13
Март 1847 года, Пешт.
Весна приходила в столицу Венгрии как всегда звонко и мелодично. Капель вовсю звенела по вымощенным брусчаткой мостовым и улочкам, а птицы, словно сошедшие со цен театров, где давались представления оперетт Листа и Штрауса, во все горло возвещали о смене времени года, и приходе долгожданного марта, всегда несущего все новое, светлое и прекрасное в серые будни повседневной жизни.
Доктор Игнац Филип Земмельвайс показался на пороге больницы Святого Роха с маленьким саквояжем в руках. Директор клиники доктор Клейн принял его с распростертыми объятиями:
– Доктор! Искренне рад встретить Вас сегодня. Нам много писали о Вас, в том числе и из университета. Наша клиника очень нуждается в такого рода специалистах…
Молодой врач несколько смутился.
– Я, право, еще не вполне специалист. Можно ли так назвать вчерашнего школяра, выпускника университета, только вставшего с кирхи?
– Будет Вам скромничать. Не желаете ли свежего кофе перед началом рабочего дня?
Визитер не отказался. После легкого завтрака в компании знатного доктора они вместе отправились на кафедру, где Клейн познакомил его с новым коллегой, невысоким рыжим доктором Франтишеком Коллечкой. Старший товарищ сразу приглянулся Земмельвайсу, в отличие от чересчур приторного Клейна, и уже скоро они остались одни и принялись обсуждать основные направления работы кафедры и проблемы, с которыми она сталкивалась в ежедневной деятельности.
– Конечно, это прежде всего послеродовая горячка и сепсис. Но я думаю, что не открою Вам здесь ничего нового. Вы в университете, наверняка, проходили эти заболевания и знаете, что это – вечный бич акушерских и гинекологических отделений. Уже много лет медицина ничего не может с этим поделать…
– Да, – тяжело вздохнул Земмельвайс. – Даже не верится. Наука шагает вперед семимильными шагами, а мы топчемся вокруг банальной беды, которая год от года уносит десятки жизней.
– Да, статистика, к сожалению, пока неутешительна. Но есть и успехи. Прошу в отделение.
Коллеги облачились в белые халаты и прошли в родильное отделение, где осматривали новорожденных. Земмельвайс ознакомился с их описаниями – частотой кормления, эпикризами отклонений, затем побеседовал с роженицами.
– Здравствуйте, милые дамы, – учтиво произнес он, перешагнув порог родильной палаты. Женщины, по традиции, увидев нового статного доктора с умным лицом, украшенным лихими закрученными усами, стали кокетливо поправлять прически и прятать лица за веерами. Даже в этих, измученных беременностью и родами, женщинах, сохранялось в такие минуты женское начало.
– Познакомьтесь, наш новый доктор, герр Земмельвайс. Он будет курировать некоторых из Вас, поэтому можете смело высказывать ему свои пожелания и предложения.
– Господин Земмельвайс, – произнесла самая решительная, бойкая, рыжая, дородная фрау Хельринг. – Скажите, почему нашим мужьям не допускается присутствовать при родах, хотя бы даже в соседней палате? Многие из нас придерживаются того мнения, что присутствие супруга облегчило бы нашу тяжелую роль в этот момент…
– Фрау Хельринг, как Вам не стыдно, – покраснел Коллечка. – Мужчина по Священному Писанию не создан для подобных действ, а равно и для их созерцания! Как отреагирует на это доктор Клейн?
– Видите ли, помимо религиозных и морально-этических соображений, – более сдержанно и логично отвечал Земмельвайс, – существует еще гигиена. Мы только что обсуждали с уважаемым коллегой вопросы послеродовой горячки и сепсиса у рожениц. Медицина буквально с ног сбилась в поисках универсального средства борьбы с этими напастями, и потому любое присутствие постороннего человека здесь может внести в незащищенный организм матери заразу так, что мы даже не учуем этого!