Расцветая подо льдом - стр. 25
– Почему окрас бурый? Серый же должен быть…
Стрелок пожал плечами. А волк зарычал, обнажая клыки, и взъерошил шерсть на загривке. Сиверко шарахнулся в сторону, Грач еле удержал его, а конь упёрся копытами в землю и захрапел. Грач слегка подтолкнул его в холку, пошли отсюда, нечего тут стоять.
«Ну, и пусть себе выгуливает, – приговаривал Грач. – Мы – коневоды. Мы волков в жизни не разводили!»
Он зашагал по лесу, который знал вдоль и поперёк, шагал напрямик к Залесью, щурился на солнце. Вдыхал обеими ноздрями яблоневый цвет. Еще светлее стало на душе, когда он увидал Руну – издали такую маленькую, будто игрушечную, рядом с деревьями её сада. Он помахал рукой. Она заметила, подбежала к калитке, открыла.
– Руна! Привет, я так рад тебя видеть!
– Привет! – глаза её так и засияли на солнышке. – Ой, как давно тебя не было, я соскучилась.
– В самом деле? Ох, даже приятно стало! Это вот тебе за такие слова, – он протянул цветы.
– Спасибо, – играя в изящество, взяла Руна. – Я весьма люблю яблоню, – засмеялась.
– А мне в такой солнечный денёк захотелось увидеть тебя, чтобы день стал удачным, – ручьём полились слова. – Ты всегда мне приносишь удачу, я давно заметил. От тебя, наверное, исходит волшебное сияние. Вот я и прихожу вдохнуть его и поделиться тем, что есть у меня.
– То-то я смотрю, – Руна засмеялась, – Сиверко тоже за счастьем пришёл?
– Куда же без него? – Грач погладил ему гриву.
Польщенный вниманием Сиверко цапнул с дерева усыпанную цветами веточку вишни.
– Не смей, – испугался Грач. Сиверко воровато покосил глазом, а Руна прыснула со смеху. Тогда жеребчик потянул губы к её цветам.
– А-ах! Пошел прочь, нахал! – Руна стала отмахиваться.
– Не обижай Сиверко! – Грач шутливо возмутился. – Он поцеловаться с тобой хотел.
– Пускай с моей Мальвой целуется! Хорошая же кобылка, трёхлеточка.
– Ну, Мальва это само собой разумеется!
– Ах, какой ужас! И ты такой же?
– Я? Не, я хороший.
Разговор вылился в брызги веселья и ничего не значащих слов. Было радостно смотреть на Руну, на улыбку чуть полных губ, на дрожащую от смеха каштановую прядку. В Руне было что-то от ребёнка и от взрослой девушки. Этот пушок на щеке, эти залитые смехом и солнцем глаза, они закружили Грачу голову: – «Наклониться бы и поцеловать её», – подумал он, но не решился.
– Можешь не верить, – голос Руны подрагивал от смеха, – но у моей вишни только нижние веточки замёрзли, а наверху в цветках уже ягодки – вот такие, с семечко.
– Неужели? – Грач улыбался. – А землянику под снегом не искала?
– Знаешь, не догадалась, – подхватила Руна. – Вот пойду в лес, возьму варежки и поищу.
– Угостишь потом? – Грач подобрал горсть снега, слепил снежок и запустил в дверь дома.
«Тумб!» – глухо стукнуло.
– Кто там? – донёсся голос Власты.
– О, кажется, твою матушку разбудил, – наозорничав, оглянулся Грач.
– Да она не спит.
Власта, кутаясь в шаль, вышла из дома и подошла.
– А, здравствуй, это Цветослав, оказывается! О чём смеетесь?
– Землянику под снегом ищем, – вежливо пошутил Грач.
– А что, поспела уже?
Власту никогда нельзя смешить в начале разговора. Бывает, что шутки не доходят. Теряются. Сперва её надо подготовить, мол, сейчас будет смешно.
– Да нет же, тётя Власта. Мы только на словах. Холодно в снегу рыться.
– Что за лето? – пожаловалась Власта. – Вверху жара, внизу стужа. Выйти бы всем да сгрести его куда-нибудь хотя бы с выгонов?