Рапунцель: принцесса без башни - стр. 8
Назвала крупный город, который вчера миновала, двигаясь на восток, туда, где наше королевство граничило с Фраторским. Незачем незнакомцу знать мой точный маршрут.
Вот только последовавший вопрос от чернявого меня удивил:
– Бортвир? Это же в Тридивойские земли? – уточнил он.
– Д-да, – чуя подвох, ответила я.
– Далековато, – хмыкнул хозяин дома. – Туда до излома зимы добираться придется.
– К-к-как до зимы? – непонимающе выдохнула я, которая вот накануне огибала городскую стену этого самого Бортвира.
– Тебе нужно перебраться через снежные Алиприйские пики, пересечь часть Визарийской империи и Фраторское королевство. Переносом, конечно, быстрее, но ты, я вижу, пешая… – пожал как ни в чем не бывало плечами незнакомец.
Я лишь краем сознания отметила упоминание «переносом», решив, что подумаю над этим потом. Сейчас куда важнее было другое. Осознание: три месяца пути!
В воцарившейся тишине, нарушаемой лишь биением моего собственного сердца, что-то щелкнуло. Не громко, не как удар молотом, а скорее будто ключ в замке провернули. Кажется, я попала… И хорошо бы выяснить, куда именно.
– А сейчас мы где? – задала я вопрос, который, судя по всему, поставил брюнета в тупик.
– В западной части Горийских земель.
Я икнула. Узелок выпал из руки, звучно шлепнувшись об пол. Мозг отказывался поверить в то, что такое возможно.
Нет-нет… Этот тип, похоже, бредит.
Ведь, насколько я помнила географию Исконного континента, за высоченным Альпирийским хребтом, где я сейчас и оказалась, были Дикие леса до самого Снежного моря. Да, в некоторых книгах что-то упоминалось о стране на северо-востоке, за горами, но мельком. Мол, есть и все. Никаких торговых и дипломатических отношений со странами за Великим Перевалом королевства Исконных земель не вели.
Преодолеть почти тысячу миль за полдня никак невозможно. Так что вывод один – передо мной сумасшедший. Только в отличие от меня – настоящий! Тогда все объяснимо! Наверняка какой-нибудь спятивший паладин (уж больно хорошо обращается с оружием, хоть и слеп), считающий, что его все хотят убить. Вот и живет сычом один.
Меж тем молчание затягивалось. Сыч, в смысле хозяин дома, терпеливо ждал, но, догадавшись, что я временно онемела от удивления, поинтересовался:
– С вами все в порядке?
– С тобой, – поправила и пояснила: – Я за время обвинений во время беседы уже привыкла к такому обращению. Так что лучше на «ты».
«Потому что «выканья» мне до зубовного скрежета надоели во дворце», – мысленно закончила я, вспомнив многочисленные вежливые обращения, за которыми скрывались издевки: позволявшие их себе считали, что сумасшедшая принцесса не поймет тонких оскорблений.
– Я же извинился за свои слова, – шумно выдохнул, явно теряя терпение, брюнет.
– А за косу?! Какой урон моей девичьей чести! На целую ладонь одним ударом топора ее укоротили!
На мужском лице заходили желваки. Похоже, до этого урон девичьей чести брюнет наносил слегка иначе: в спальне и с добровольного согласия.
– Десять золотых утешат вас… – тут он осекся и с нажимом добавил: – Тебя в этом горе?
Закончил он с интонацией «Подавись, вымогательница!».
– Девять золотых, и три сребра, и горячий сытный суп точно утешат, – вспомнив о хлебе насущном, вступила я в торги.
Но кто ж знал, что мне попадется такой сквалыга!