Рапунцель: принцесса без башни - стр. 5
«Стоит осмотреть и второй этаж, и если здесь кроме меня и рыси больше никого, то, может, и заночевать под этой крышей? Только дверь покрепче подпереть изнутри», – подумалось вдруг. Ну, подумаешь, большая киса… Так и дом большой! Места обеим хватит. Перспектива промокнуть, промерзнуть и подхватить грудной огонь была страшней, чем одна пушистая морда. Которая, кстати, похоже, была трусоватой: пока я обходила комнаты, ни разу не видела эту пятнистую ворюгу!
В привидений, которые в легендах часто обитают в заброшенных особняках, я не верила. Как и в колдовство. Потому что за свои девятнадцать лет жизни во дворце убедилась: донос в тайную канцелярию отправит твоих врагов на тот свет куда надежнее проклятия, яд, подлитый в бокал соперницей, эффективнее сомнительного любовного зелья, каким на рынках торгуют из-под полы заезжие торговцы, а от морозной чахотки лучше любого амулета будут теплый плащ, сытная еда, сухие башмаки и привычка не обниматься с уже заболевшими.
Единственным, кому магия приносила реальную пользу, как по мне, были инквизиторы. Им не нужно было особо трудиться, подкидывая улики или плетя интриги, дабы вынести смертный приговор. Всего лишь заподозрить в колдовстве – и только! Удобный предлог для отправки на тот свет, да еще и с огоньком. И даже одну из королев эта участь не миновала, когда владыка в очередной раз влюбившийся, возжелал вновь стать свободным.
Я же была убеждена: моя мать – не ведьма, околдовавшая его величество. Ее вина лишь в том, что она родилась красивой и имела несчастье понравиться правителю… Но об этом я молчала. Всегда. Даже притворяясь сумасшедшей. Потому что у любого безумия должен быть предел. Иначе не успеешь как следует сойти с ума, как тебе помогут – но в могилу.
Одним словом, я предпочитала бояться людей живых, нежели мертвых.
С такими мыслями и поднялась с пола, подхватила в одну руку узелок, в другую – косу и покинула кухню. Вот только едва я успела дойти до лестницы, которая величественно спускала свои каменные ступени со второго этажа в зал, как раздался неожиданно грозный рык. Я насторожилась, выпустила из руки часть косы, и она ударила об пол. Не кнут, конечно. Но всяко лучше, чем ничего. Врезать по наглой пушистой морде можно.
Словно почуяв что-то, рысь примолкла. Из-за кресла у камина мелькнул знакомый короткий хвост с черным кончиком.
И почти тут же явила себя и вся усатая. Пушистая величественно прошла мимо, бросила на меня взгляд, полный кошачьего презрения, на миг заинтересовалась кончиком косы, который дернулся на полу, когда я поудобнее перехватила свое единственное оружие, и грациозно скрылась за портьерой.
Я на этот демарш непроизвольно хмыкнула, рука разжала волосы, отчего послышался негромкий глухой удар и тут же за ним раздался еще один: резкий, свистяще-чавкающий.
И тут же рядом со мной в половицу впилась секира. Аккурат в самый кончик моей косы, укоротив ту на ладонь!
– Торвсир моргир вод! – прогремело позади.
Я глянула на топор. На свои волосы, лежавшие рядом. Судя по тому, как лезвие вгрызлось в доски, метили именно в косу. А если бы в меня – я была бы уже мертва.
Все это вихрем пронеслось в моей голове, и я отчетливо поняла: это предостережение. Весьма красноречивое. А вот сказанного – не поняла ни слова! И это притом что знала три языка. Но этот был мне неизвестен. Вот гадство! И как, скажите, теперь договариваться с тем, кто явно вынес первое и единственное предупреждение. В жизни. Моей.