Раны. Земля монстров - стр. 37
То была последняя Ярмарка Холодной Воды в Хобс Лэндинге. Четырнадцать погибших детей и новая семья монстров в старом особняке отбили у людей охоту проводить ее снова. Следующее поколение не застало празднеств. Семейство Уормкейков и жители города относились друг к другу с взаимным подозрением, непониманием и страхом. Лед тронулся, но не растаял.
Лишь тридцать лет спустя, когда отношения между соседями наладились, мистер Уормкейк основал Ярмарку Черепушек. В память о той ночи, когда он впервые прибыл в Хобс Лэндинг, нашел любовь и связал свою жизнь с городом. Так он стал почетным жителем, которого вы сегодня все знаете.
Какая замечательная история, не правда ли, дети?
Теперь мы наконец подошли к тому, зачем Червь вас всех призвал сюда!
– Столько лжи.
Вот что говорит мне мистер Уормкейк, как только дядя Дигби уводит детей из гостиной. Солнце уже село, и пурпурное небо, казалось, светится изнутри.
– Понимаете, он ведь рассказывает историю детям и опускает некоторые детали. Взять, к примеру, ночь в палатке с уродцами. Толпа, собравшаяся у русалки, поражала свирепостью, в комнате царила дикая ярость. Тогда я еще не знал, что это такое, был ребенком. Но то была темная, похотливая энергия. Животное желание. Люди стучали по аквариуму. Кричали на русалку, проклинали ее. Она свернулась так, чтобы ее не смогли увидеть нагой, и людей это злило. Я боялся, что они попытаются разбить стекло, чтобы добраться до нее. Думаю, единственное, что их сдерживало, – то, что каннибал Бруно, находившийся в соседней комнате, тоже мог вырваться из своей клетки. Но кто знает?
А та часть, где я вдруг встречаю свою «судьбу»? Когда я встречаю Девушку-Орхидею… Гретхен. Полная чепуха. Какую любовь может испытывать ребенок в таком возрасте? Я был в ужасе. Мы все. Мы только что узнали, что девушка – не девушка, а цветок. Что прикажете об этом думать?
– Мне любопытно, почему вы позволили дяде Дигби звать ее Девушкой-Орхидеей? Вас ведь порядком раздражает это имя.
– Все просто: это ее имя для шоу уродцев. Вам, людям, они так нравятся. Для вас она была лишь Девушкой-Орхидеей, как и я для вас – лишь Живой Труп. А я вовсе не труп. Но когда мы наконец решили осесть, подумали, что будет легче принять имена. Детям они особенно по душе. Так и используем.
– Вам тяжело говорить о ней?
Я пытаюсь отыскать хоть каплю богохульства.
– Нет, – отвечает он, но отводит взгляд.
Свет лампы вырисовывает четкий профиль черепа. Затем он продолжает говорить о ней, а у меня появляется нехорошее предчувствие.
– После таких рассказов может показаться, что она была принцессой, ждущей спасения. Все это неплохо вписывается в историю, но все же неправда. Да, в ту ночь ее надо было спасать. Но спасать нужно было и Бруно, и русалку. Но разве они тоже стали моей «судьбой»?
Я не знаю, что ему ответить.
– Ложь, ложь, и ничего, кроме лжи. Мы хотели не укрыться в особняке, а вернуться домой. Но когда увидели, как наш дом, преображенный Обрядом Смерти, разливается по небу… нас объял ужас.
Я качаю головой.
– Вы были детьми. И не можете винить себя за то, что тогда чувствовали.
– Я боялся за родителей.
Я поднял руку, желая остановить его.
– Мистер Уормкейк. Пожалуйста. Я понимаю, что сегодняшняя ночь имеет для вас, гм, большое значение. Бывает, в такие минуты нас посещают нечистые чувства. Но не стоит потакать им, высказывая все вслух.