Ранняя осень. Книга первая. Изгнанник - стр. 10
Рано утром Елена и Крейг встретились у стоянки катера. Через несколько минут подошел Клеверов. Неизменно элегантный, чуть бледный после трехчасовой утренней тренировки.
– Чему обязан чести? – с иронией спросил он.
– Вот, решили сопровождать вас, – ответил Крейг.
– Очень снисходительно с вашей стороны, – усмехнулся Клеверов и жестом предложил им занять свои места.
Елена не заставила себя просить дважды, Крейг же не шелохнулся.
– Я хотел спросить у вас, Андрэ, – сказал он. – Вам ни о чем не говорит имя Сеймур Лейк?
Клеверов взглянул на сидевшую в рубке катера Елену. Девушка покачала головой.
– Я услышал его сегодня утром, – продолжал бортинженер. – В разговоре между Вегом и Редли. Речь шла о вас.
– Спасибо, Крон. Теперь сомнений нет… Садитесь же!
– Я буду третьим лишним, – рассмеялся Крейг.
– Скорее, напротив, – чуть улыбнулся и Клеверов. – Тем более, что я не соперник вам…
День прошел незаметно. Клеверов бродил среди скал, поглядывая на наручные анализаторы и делая пометки в электронном блокноте. Елена, следуя за ним, иногда собирала мелких представителей флоры и фауны (из тех, что упустили автоматы). Клеверов был неизменно ровным, внимательным, хотя почти все время молчал, и разговоры их не шли дальше работы. Также прошел и второй день, и еще несколько последующих. Елена стала брать с собой Тера, и щенок теперь не отходил от Клеверова, уже считая его своим хозяином. По утрам девушка старалась не опаздывать, но Андрей неизменно дожидался ее у причала. С удивлением Елена отметила, когда, наконец, стал исчезать ледяной холод в глазах этого человека, что он выглядит порой совсем юным, намного моложе своего ровесника Крейга.
– Вам нравится этот мир? – однажды спросила девушка Клеверова, пытаясь найти тему для разговора.
Молодой человек окинул взглядом суровые безмолвные скалы, обступавшие долину, вгляделся в бездонное темно-синее небо и только тогда посмотрел Елене в глаза.
– В нем есть своя неповторимая красота, – задумчиво произнес он. – Багряные тона – словно свет угасающей зари – источник безотчетной печали. Может быть, здесь как нигде, находясь в одиночестве, человек почувствует ничтожество собственных страстей, и это откроет ему путь к нравственному совершенствованию и познанию самого себя.
– Вы любите одиночество? – решилась спросить Елена.
– Большую часть детства и почти всю юность я был одинок, – ответил Клеверов, глядя куда-то вдаль. – Хотя всегда рядом были люди. Временами мне казалось, что я наконец вырвался из этого все сжимающегося кольца, но это был лишь самообман, не более. Видимо, одиночество – это скорее свойство натуры, а не среды. Порой в печали мы находим утешение, а в страданиях – горькую радость. Может быть, поэтому не столь уж сложно пренебрегать собственными желаниями.
Он замолчал, продолжая смотреть на далекие остроконечные вершины гор.
– А женщины, Андрей Николаевич? – с болью спросила Князева.
– Неужели они не вносят в вашу жизнь радость и смысл?
– У меня нервная, впечатлительная натура, Лена. Периодически я страдаю головными болями и бессонницей, и то, и другое является следствием общения с людьми. Я мало сплю, мало ем и очень много двигаюсь. Движение – одна из немногих радостей моей жизни.
– Вы не ответили, Андрей Николаевич.
– Просто вы не поняли, Лена. Я нахожу излишним давать подробные объяснения, поскольку вы сами женщина.