Раненое детство. Как помочь своему «внутреннему ребенку» - стр. 3

Именно там, изучая истории болезни самих наркоманов-алкоголиков, истории их семей, я увидела, каковы могут быть последствия детских психологических травм. У всех моих пациентов в их прошлом были эпизоды физического, эмоционального и сексуального насилия.

Задолго до начала употребления психоактивных веществ (ПАВ) они уже имели высокий уровень внутренней эмоциональной боли, много страхов, комплексов, неуверенности и острое чувство одиночества.

ПАВ приносили им иллюзию облегчения, временного решения проблем, эффект обезболивания израненной души. Лишившись действенного «выключателя» боли, они испытывали невыносимые страдания. Именно поэтому мы включали элементы терапии детской травмы на самых ранних этапах реабилитации. Иначе – возврат к употреблению. После основных этапов лечения, реабилитации и социальной адаптации мы снова возвращались к терапии раненого детства, уже для профилактики возможного срыва.

А с 2010 года я стала заниматься в основном именно этим – вести группы терапии по исцелению ран детства: обид и страхов, комплексов, переживаний унижения, насилия и несправедливости, стыда и вины, жуткого внутреннего одиночества и гулкой темной пустоты внутри.

Я уже давно не работаю с наркологическими пациентами, сейчас у меня на группах – «взрослые дети» из разных проблемных семей. И мы с ними вместе лечим детские болячки, лечим общением, словом, принятием и любовью.

Профессиональный опыт и навыки подкреплены моей личной историей излечения своего Внутреннего ребенка. Моя реконструкция себя началась с психологического факультета, активно продолжается сейчас, и я думаю, что она закончится только с окончанием моей жизни. В моем внутреннем мире всегда есть с чем работать и что совершенствовать.

Я сама выросла в дисфункциональной семье, и мне досталось больное наследие: психология зависимости и созависимости, трагический треугольник Карпмана как единственная модель взаимодействия, модель Жертвы как метод выживания и модель Контролера как возможность обеспечить свою безопасность. Реализуя все эти «прелести» в своей жизни, я подошла к черте, откуда мало кто возвращается… Мне пришлось пережить потерю отца дважды: первый раз, в мои шесть лет, его забрали дядьки в погонах. А второй раз, когда мне было 11 лет, его привезли в гробу. Часть меня умерла вместе с папой. Мысли о смерти стали моим способом уменьшения боли от одиночества и голода по любви. Другие обезболивающие довели меня до двух неизлечимых заболеваний. Но я осталась жива. Вечная нехватка денег и существование на грани… Мне удалось сохранить рассудок. И это не моя заслуга. Мне повезло. Видимо, Вселенная ждала, пока я нахлебаюсь по полной, чтобы я знала, как там, и чтобы сегодня я могла помогать тем, кто оказался в похожей ситуации.

Именно это отличает меня как специалиста: у меня есть личный опыт длительной терапии возвращения с того света плюс академические знания. Как говорил один мой учитель, наша боль стала нашим благом, нашим инструментом.

Я чувствую вашу боль. Я там была. Я знаю это чувство жуткого одиночества в толпе, дикую потерянность где-то внутри, которую можно заглушить или кулаком по бетонной стене, или чем еще покрепче. Я знаю сильное нежелание жить, до невозможности дышать, до петли, до воздуха в вену… Я знаю ненасытный голод по любви и по нужности кому-то. И знаю, что ничем и никем этот голод не заткнуть. Я знаю боль предательства и покинутости… Я знаю боль ужасного унижения и жестокого насилия… Я знаю много разных болей. Поэтому в работе я понимаю и принимаю разные состояния моих клиентов. Понимаю, принимаю, разделяю и сопереживаю.