Ракетный центр Третьего рейха. Записки ближайшего соратника Вернера фон Брауна. 1943–1945 - стр. 24

– Что-то случилось на линии. Может быть, повреждения в Грайфсвальде? – предположил он.

Грайфсвальд? Но там бомбардировщикам делать нечего. Мое предчувствие переросло в уверенность. Я попросил сторожа позвонить снова. Покачав головой, мы вернулись к работе с усиленным энтузиазмом. Ближе к вечеру прибежал запыхавшийся сторож.

– Здесь женщина… Ее муж работает в BGS… Он ей позвонил. Сказал, что ему пришлось дозваниваться из Анклама на материке.

Мы окружили сторожа. Я крикнул:

– Что? Что он ей сказал?

– Он хотел заверить ее, что все в порядке. Он не вдавался в подробности. Просто сообщил, что дела довольно плохи.

Пенемюнде бомбили. Мы с коллегой переглянулись. Наконец, я нарушил молчание.

– Все в порядке. Давайте заканчивать, – обратился я к нашему хозяину. – Господин Альгримм, пожалуйста, узнайте, когда ближайший утренний поезд, на котором мы сможем уехать.

Настроение у нас было паршивым. Я плохо спал ночью. На обратном пути я все думал о том, насколько сильно разбомбили Пенемюнде и как это повлияет на нашу работу. Я вспомнил длинную вереницу бомбардировщиков, увиденных ночью. Сколько их было? Насколько точным оказалось попадание снарядов?

Первые свидетельства того, что произошло в тот день, я увидел, когда шел по мосту в Вольгасте и входил в железнодорожную станцию на острове. Только что прибыл поезд с восточной части острова. Толпа была гуще, чем в час пик, только теперь в ней было много раненых, в ос новном мужчин, забинтованных, с поддерживающими повязками на руках, на костылях и с огромным багажом. Складывалось ощущение, что началась эвакуация. Не было времени задавать вопросы. Наш поезд на восток оказался почти пуст. Деревни, которые мы проезжали, выглядели уютными, цветущими и мирными. Я рассматривал их с тревогой и нетерпением. Как там Хартмут? Что случилось с заводом? Почему поезд так медленно едет?

На заводской станции в Цинновице было необычно многолюдно. Проходя сквозь толпу, я уловил отрывки разговоров. Люди пережили нечто ужасное, и мои опасения усилились. Затем мой товарищ заметил приятеля с завода. Я не помню его имени.

– Мы только что из командировки. Что случилось? Как там?

Мужчина неуверенно покачал головой:

– Сильно пострадали жилой сектор и сортировочная станция. Я не ходил дальше, но знаю, что несколько ангаров уничтожены и Строение-4 сгорело.

– А люди? Много жертв? – как-то нерешительно спросил мой товарищ.

– Боюсь, что много. – Мужчина печально кивнул. – Говорят, погибло примерно тысяча человек. Много женщин и детей. Большинство пострадавших были в лагере Трассенхайде.

Торопливо извинившись, он ушел.

На заводской станции ничего не изменилось, не считая большего, чем обычно, притока пассажиров. Однако вместо привычных наземных электричек нас ждал старый паровоз с допотопными вагонами. Все электропоезда были либо полностью уничтожены, либо серьезно повреждены, кроме одного, который во время бомбардировки находился в Цинновице. Однако даже уцелевший электропоезд использовать не удалось из-за повреждения провода для воздушной линии электропередачи.

Первые воронки от бомб мы увидели, проезжая здание телетайпа. Количество воронок постоянно увеличивалось по мере нашего приближения к заводу. Время от времени создавалось впечатление, будто по территории пронесся торнадо – лесные посадки практически сровнялись с землей. Вскоре я заметил, что все разрушения находятся ближе к северу.