Ракетное утро России - стр. 32
– Страшно представить это зрелище и чувства пострадавшего.
Газетчик поёжился.
– Здесь много опасностей. Как-то кислота в алюминиевом баке разогрелась на солнце. Пробку выбило и окатило рабочего, выжгло оба глаза напрочь.
Фотограф пулей выскочил из бетонного загончика. На его лице явственно читалось нежелание находиться к этому дикому месту ближе полсотни шагов.
– Если я вас правильно понял, гражданин Тилль, самой ракеты на жидком бензине ещё нет…
– На жидком топливе.
– Не важно.
– При желании, я за неделю соберу её, – пожал плечами Георгий. – Над полем поднимется. Однако баллистику ракет проще опробовать на твердотопливных.
– Вижу! – репортёр показал фотографу на двухступенчатую. – Непременно хочу присутствовать при её взлёте. – Но вернёмся к жидкостным. Если ракеты нет, каков сам двигатель?
Он бесстрашно ступил в испытательную зону, откуда только что сдуло фотографа. Даже резиновый плащ не потребовал. Георгий опустил на глаза защитные очки.
– Вот он, двигатель. Нравится?
– Шутить изволите? Это же какой-то горшок!
– В том и соль ракетной техники. При малых размерах развивается тяга, для поршневого агрегата недостижимая. Да и конструктивно наш малыш не сложен, нужно лишь доработать детали. Скоро сами убедитесь в его возможностях. Прошу вас покинуть стенд.
Стемнело. Георгий положил руки на пульт с множеством рычагов и циферблатов. У пульта поменьше колдовал Серёжа.
– Подача топлива!
– Есть подача! – молодой помощник повернул рубильник.
Засядько с важным видом что-то чёркнул в журнале испытаний. От стенда потянуло резким химическим запахом.
– Зажигание!
– Есть зажигание!
Яркий сноп пламени, даже отражённый в мутноватом зеркале, на миг заставил журналиста зажмуриться. Через стенку донёсся грозный рык огненной струи. Завоняло ракетным выхлопом, перемешанным с рыжими клубами азотной кислоты. Глаза заслезились, как на сильнейшем ветру.
Репортёр закашлялся, у него нестерпимо засвербело в носу. Собравшиеся под зеркалами ракетчики, вроде бы привычные, тоже почувствовали себя скверно и не стали скрывать облегчение, когда рычание стихло.
– Всегда так? – с трудом вымолвил гость сквозь слёзы.
– Частенько, – отозвался Засядько. – Редко когда удаётся подобрать идеальную смесь горючего и окислителя. Тогда выхлоп почти прозрачный. Если кислоты не достаточно, дым резко темнеет. А сегодня много азотки дали, от неё, не сгоревшей – это жёлто-оранжевое облако, будь оно неладно.
– Вредно здесь находиться, граждане!
– Шо? Таки это – марципанчик, гражданин пресса, – с миной бывалого ветерана ответил Серёжа.
– Когда двигатель взрывается, и мы не уверены в прочности стен, тогда обстановка действительно вредная, – добавил Георгий.
Бесцеремонный юный одессит, не размениваясь на дальнейшие диалоги с газетчиками, отвернул запор железной двери и сунулся внутрь, в самую гущу дыма и испарений. Оттуда радостно воскликнул:
– Восемь секунд устойчивой работы! Тяга тридцать два и семь! – донеслось из тумана, потом послышался кашель.
– Серёжка, чертёнок! Вылезай скорее, – крикнул Засядько, беспокоясь о случайном воспламенении остатков топлива. – Так, на сегодня хватит испытывать судьбу. Семеновича запустим завтра.
Когда только первая многоступенчатая ракета в три человеческих роста высотой заняла почётное место на стартовом столе, именуемая в документах Академии обычным порядковым номером, директор торжественно нарёк её KS-1, в честь самого знаменитого славянского ракетчика Казимира Семеновича. Бесстыдный Серёжа немедленно перекрестил ракету в «Семёновну», а Георгию шепнул: