Ракетчик звездной войны - стр. 26
Профессор ехал «верхом» – спиною к коробу «Спецтавра», в окружении десантников, пообещавших Кузьмичеву защищать Воронина «до последней капли крови».
БМД ехала на охоту, причем в сафари принимали участие и девушки – Алла и Наташа разместились в отделении для десанта. Естественно, взяли их не на пикничок – надо было исследовать добываемое мясо на предмет питательности и усвояемости. Вдруг да мясо какого-нибудь местного годзиллоида ядовито для хомо сапиенсов? Метаболизм не тот, или еще какаянибудь хрень.
Кузьмичев ехал впереди, сбоку от башни, держась за пулемет – касания вороненого металла малость успокаивали. Все-таки крупнокалиберный…
Всего в километре от базы они убили первого «соискателя на строчку в меню», как выразился Марк Виштальский – огромную животину, ужасно похожую на кита и бегемота одновременно. Его жабья пасть впечатляла набором остреньких конических зубиков, но еще большее почтение внушали громадные когти, каждый размером с кривой кинжал, и числом восемь – на каждой лапе!
С легкой руки Марка животину нарекли гиппоцетом. К великому сожалению, гиппоцетину даже в рот взять было нельзя: твердое и упругое, как резина, мясо бегемота-кашалота еще и воняло премерзко – аммиаком.
Поехали дальше.
Дальше была мутная бурливая река. Деревья не подходили к самому берегу, они толпились на возвышенности и тянули к воде истончавшиеся ветви. Стволы деревьев покрывала пористая кора, мягкая, как поролон, с розовым отливом. Кора чуть заметно пульсировала, а когда мимо проезжала БМД, то ее морщило и кукожило.
На узкий песчаный пляжик не тянуло прилечь – песок дырявили воронки, на дне которых плотоядно шевелились пренеприятнейшего вида хилицеры[13].
Переверзев, в порядке научного опыта, кинул в одну из воронок кусок гиппоцетины – и уродливая морда, блестя фасетками, жадно ухватила подачку, впилась в нее и пропала под слоем песка.
– Так, дети, – сделал вывод старший сержант, – в песочке не играться, а то вава будет, не совместимая с жизнью!
Перебравшись вброд через реку, БМД осилила косогор и выбралась на столовую гору, окруженную скалистыми холмами. За вершиной стлалась равнина, а предел ей обозначили горы, отливая темным изумрудом на ледниках и снежниках.
– Джафар! – позвал Кузьмичев. – Глянь по приборам, прикинь – высок тот хребет?
После секундного молчания из нутра БМД донеслось глухое:
– Ого, и еще как! Восемь-девять километров в среднем, а отдельные пики за полный десяток переваливают!
– Ось бы дэ полазыты!.. – жаждуще простонал Шулейко, скалолаз-экстремал. – Усэ ж таки яка гарна планэта!
Шулейко, как и большая часть населения УССР, литературной «украиньской мовы» не знал, изъясняясь на «суржике» – адаптированной разговорной помеси русского с украинским. И чаще всего его вполне можно было понять русскоязычному «кацапу», как и Тарапуньку, беседовавшего со Штепселем на «Голубом огоньке».
БМД бодро скатилась по склону вниз, к прозрачной речушке, щебнистые берега которой были истоптаны копытами и лапами.
– Не водопой ли тут у местных зверушек? – задался вопросом Марк Виштальский.
– Мабуть, так! – кивнул Шулейко.
Резкий басистый клекот, раздавшийся из леса, был тому подтверждением.
– Приготовиться… – процедил Кузьмичев.
Треща деревьями, на берег выполз невиданный зверь – метров пятнадцати длиной, а в холке выше рослого Саксина. Качая плоской головой, он засвистел и приблизился к воде, раскачиваясь всем туловом. Из пасти у него торчали огромные клыки, причем только сверху, а нижней челюсти не было вообще – рот закрывался этакой мягкой треугольной губищей. Зверь подошел к воде, раскатал губу и вытянул огромный язык.