Пятый легион Жаворонка - стр. 6
– Скажешь ты наконец, – быстрым шепотом спросила Виния. – Что с Парисом?
– Император ничего не обещал мне. Все же, надеюсь, мы выиграли день… полдня. Приказ еще не отдан. Но я могу получить его в любое мгновение. И уж тогда, – он улыбнулся, – какая-нибудь досадная случайность помешает исполнить волю Цезаря.
Тут Фуск с восторгом подметил в глазах Винии испуг.
– Ты рискуешь головой! – воскликнула она.
– Женщины любят героев, не правда ли?
– Живых героев, – уточнила Виния.
Послышались шаркающие шаги, и раб-атриенс внес факел. Пламя отразилось в квадратном бассейне-имплювии, пробежало по ряду окружавших бассейн колонн, выхватило из тьмы вазы, полные белоснежных лилий.
– Я приказал натопить термы, – сообщил раб.
– Натопить! – Виния стремительно развернулась к нему. – В такую жару! Ты выжил из ума.
Старик покорно пожал плечами, однако Фуску померещилось – глаза раба лукаво блеснули.
– Я мечтаю о ледяной ванне. Немедленно охладить печь, проветрить… О, боги, в эту духоту и проветрить нельзя, – продолжала стенать Виния.
Старик пожевал губами и сообщил.
– Барвену купить не удалось. Торговцы совсем потеряли совесть… За одну жалкую рыбешку требуют платы, как за доброго скакуна.
– Ах, скряга! – задохнулась Виния. – Говори, чудовище, чем я буду угощать гостей?
– Я раков принес, да десятка два устриц, да крупных улиток.
Виния воздела руки, взывая к богам.
– Раков! На праздничный стол. До какого позора я дожила!
Фуск изо всех сил старался не рассмеяться.
– Съедят, не побрезгуют, – неторопливо продолжал старик. – У нас все подчистую съедают. Ты и десять перемен блюд подай, не откажутся. Хоть бы совесть имели – при нынешней дороговизне. Поросенка целого поставишь – умнут, колбасы выложишь – туда же, в ненасытную их утробу. С виду поглядишь: худые все, тростинки, а есть начнут – покойного Виттелия перещеголяют.
Виния уже хохотала.
– Конечно, – меланхолически продолжал старик, – на дармовщину чего бы не дать аппетиту разгуляться. Знай, щедрость хозяйки нахваливай. Глядишь, и добавки предложат.
– Ну, да, Гермес, а ты бы хотел, чтобы меня за скупость проклинали?
– Меры ты не знаешь, госпожа. Вон, Фульвия, три сорта вина на стол ставит. Одно – для себя. Другое, поплоше – для друзей, а уж третье, что и в рот взять противно – для клиентов. Никто у нее за столом и не засиживается. Зато у Фульвии – и наряды новые, и диадема драгоценными камнями горит, и рабов сотни; не то, что один старик-калека и за управителя, и за привратника, и за…
– Фульвия? – смеясь, переспросила Виния. – Фульвия родилась в бедности и теперь кропотливо, перстень к перстню, запястье к запястью, – собирает доказательства, что жила не напрасно. Вершины достигла: богатства.
Виния положила руку на плечо старика.
– А я знала богатство, и тоже хочу увериться, что жила не напрасно. Собираю подтверждения тому: улыбку к улыбке, поэму к поэме. Гостям здесь весело, вот и приходят.
Старик закивал.
– Идут, идут. Вот уж чего ты, госпожа, можешь не бояться: тебя не оставят, пока вконец не разорят.
– Гермес, возможно, придет день, когда гостям в моем доме подадут хлеб и чеснок. Но лишь тогда, когда я сама другой пищи видеть не буду.
– Не беспокойся, госпожа, этот день не за горами.
– Гермес, – задумчиво произнесла Виния, – когда-то строптивых рабов бросали в садок с муренами. Не возродить ли этот обычай?