Пятый легион Жаворонка - стр. 3
Тон его был слишком резок. Юния улыбнулась.
– Актеры в этом году дают представление за представлением, – рассеянно заметил Вибий Крисп. – Не только в театрах, но и в частных домах.
– Парис имеет необыкновенный успех, – поддержал Регул. – Говорят, Виния Руфина охотно приглашает его.
Худое, скуластое лицо префекта стало злым.
– Божественная Августа приглашает его еще чаще, – ответил он. – Что с того?
Регул замешкался с ответом. Открыто обвинить Августу никто бы не решился.
– Или ты видишь в этом что-то дурное? – допытывался Фуск. – Возможно, ты вздумал судить поступки Августы? А то и самого Цезаря? Это пахнет законом об оскорблении величества.
Крисп и Мессалин одновременно отодвинулись от Регула. Юния, увенчанная косами германских рабынь, была уже на другом конце двора.
– Я упомянул о Винии Руфине, – возвысил голос Регул, став еще бледнее, – и только.
– Позволь. Ты говорил об актере Парисе и зрителях, у которых он имеет успех.
– Я не знал, что божественная Августа им восхищается.
– Теперь знаешь. Поспешишь объявить себя другом Париса?
Регул окончательно запутался, принужденный выбирать между гневом Августы и Цезаря.
– Так что же? Не выкажешь дружбы Парису? Или мнение Августы для тебя неважно?
– Важнее мнение Цезаря, – выбрал Регул.
Корнелий Фуск не ответил, взглянув куда-то за спину Регула. Тот обернулся и позеленел. Августа Домиция стояла позади него и, сложив руки на груди, внимала разговору. Несомненно, она находилась там уже давно, и Фуск ее прекрасно видел. Высокая, крепко сбитая – дочь Домиция Корбулона, победителя парфян, унаследовала от отца рост и сложение. У нее был массивный подбородок, крупный нос. Над широким лбом поднимались завитые в мелкие кольца волосы. Домицию никто не назвал бы красавицей, но от нее исходила сила, и сила безжалостная. На бренные останки Регула было больно смотреть.
Фуск прошел во внутренние покои дворца. Чем ближе к комнатам императора, тем пустыннее становились галереи и переходы. Шаги рабов шелестели не громче капель, разбивавшихся о чаши фонтанов. Фуск и сам начал ступать осторожнее. Приблизился к дверям, отделанным золотом и перламутром, вызвал императорского секретаря. Тот явился незамедлительно.
– О чем префекту угодно говорить с Цезарем?
Разумеется, не об актере Парисе. Есть повод более серьезный. Настолько серьезный, что императору впору забыть об актере.
– Тревожные вести с мезийской границы. Даки готовятся к войне.
Секретарь беззвучно исчез, чтобы вернуться через мгновение.
– Божественный Цезарь отдыхает и призовет тебя позже.
Фуск не ждал иного ответа, но едва справился с досадой. Император не желает ни о чем думать, пока не покончит с дерзким актером. Выходит, надежды отвлечь его – нет совершенно. Скверно. Да и положение в Мезии требует срочного вмешательства. Нужно переместить войска… Он не может этого сделать, без согласия императора.
Зато позаботиться об актере – может.
Из четырех сортов коринфской бронзы самым дорогим считается сорт, называемый «печеночным». Темный, с винно-красным отливом. Таков был точь-в-точь цвет волос Винии Руфины. Только сейчас падавшие на лоб красноватые пряди совсем потемнели от пота. Под глазами – синеватые полукружия.
Фуск осторожно коснулся ее руки. Узкая ладонь была горячей и влажной. Виния разлепила запекшиеся губы.