Пятое Евангелие - стр. 53
Я слышал, как Петрос на кухне роется в холодильнике в поисках еды, но не нашел в себе сил велеть ему прекратить. Много лет назад Мона вернулась домой и рассказала, что в гериатрической палате умер старик. Она страшно страдала и почему-то винила себя. Неправильно прописанное лекарство. Неудачное вмешательство. Но ни один человек во время смены моей жены не умер оттого, что просил ее о помощи, а она отказала.
Я опустился в кресло Уго. И вдруг услышал крик. Петрос!
– Что случилось? – Я рванулся на кухню.
Сына не было.
– Петрос! – заорал я. – Ты где?
Из-за дальней ширмы высунулась голова.
– Смотри! – воскликнул Петрос.
Я обессиленно опустился рядом с ним, не зная, что думать. За ширмой скрывалось большое западное окно, выходящее на биб лиотечный дворик. Петрос стоял у окна, держа кусок сала из холодильника.
– На что смотреть? – спросил я.
Он показал на пол. Там клевала принесенное Петросом сало маленькая птичка. Скворец.
– Взял и внутрь залетел! – торжествующе сказал Петрос.
Но он лгал. Ручка на раме была повернута. Окно он открывал сам.
– Закрой, – сурово сказал я, чувствуя близость чего-то ужасного, которого едва удалось избежать. – Никогда больше так не делай!
До каменного двора – тридцать футов вниз. Меня трясло от этой мысли.
– Я не открывал! – сердито возразил Петрос.
И, привстав на цыпочки, поднял руку, чтобы доказать. До ручки он не дотягивался на несколько дюймов.
Тут я заметил, что под ногами сына лежат осколки стекла. Окно около ручки оказалось разбито.
– Это птичка сделала? – спросил я.
Но ответ уже знал и сам.
– Нет, – сердито сказал Петрос. – Уже было разбито.
Передняя дверь не поддалась, когда ее взламывали. Значит, кто-то проник в квартиру через окно.
Я снова глянул на виднеющийся внизу дворик. Тридцать футов. Не представляю, как это можно сделать.
– Стой, где стоишь, – велел я Петросу. – И ничего не трогай!
Вернувшись в комнату, я понял. Не Уго оставил беспорядок на этом столе. И стул отодвинут не просто так.
Присев, я увидел на железном сейфе следы взлома.
Правда, против такого сейфа ни у одного лома не было шансов. Он весил как человек и прикручивался к полу.
Шифром служил стих из Библии, которым Иисус провозглашал институт папства: первое Евангелие, шестнадцатая глава, восемнадцатый стих. «Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее». Механизм поизносился, но по-прежнему работал мягко, а петли поворачивались без звука. Уго купил сейф, чтобы сохранить в безопасности манускрипты для своей выставки, и он хозяина не подвел.
Внутри все было знакомо. Два месяца назад Уго застрял в Турции и велел мне запереть в сейф манускрипты, которые ему пока не нужны. Остатки, всякая малозначительная мелочь. Но сейчас в коллекции появилась новая драгоценность – дешевый блокнот с обложкой из искусственной кожи, который Уго повсюду носил с собой. Я подумал, а не его ли искал взломщик: дневник с результатами исследований?
Когда я открыл блокнот, оттуда выскользнула фотография. Я посмотрел на нее, и все внутри сжалось. Человек на фото лежал на мозаичном полу. Судя по всему, он был мертв.
Священник. Римский католик средних лет, с тонкими темными волосами и прозрачным зеленым глазом. Ему сломали нос. На месте левого глаза вздулся черный бугор с прорезью, как у копилки. Нижнюю челюсть заливала кровь. Своим телом он прижимал табличку, словно его швырнули на нее сверху. Надпись на табличке была на незнакомом мне языке. «PRELUARE BAGAJE». Только слабый проблеск жизни в зеленом глазу позволял утверждать, что человек не умер, просто сильно избит. На обратной стороне фотографии кто-то написал: