Пятьдесят оттенков темноты - стр. 37
И еще мне хотелось снова увидеться с Иден. Наверное, одиннадцатилетний ребенок должен иметь кумира. Мое обожание подпитывалось разлукой. Я даже стала считать то письмо справедливым. В конце концов, это был выговор моему отцу, а не мне. Возможно, ему следовало привить мне хорошие манеры, научить готовить и шить, быть женственной. Вера один или два раза говорила, что не понимает, какая мне польза от всех этих латинских склонений, и, хотя я почти не обратила внимания на эти слова, учитывая, от кого они исходили, Иден с улыбкой согласилась и с явного одобрения Веры заявила, что абсолютно безнадежна в латыни и что после двух семестров бросила этот предмет. Она была красивой, элегантной, уравновешенной и уверенной в себе. Юная восемнадцатилетняя девушка, Иден приходилась взрослым людям сестрой, а не племянницей, и они относились к ней с таким же уважением, как к сверстникам. Иден бросила школу и поступила на работу. Она станет для меня примером. В поезде до Колчестера я гадала, сохранили ли ее волосы золотистый цвет, и если сохранили, то удастся ли мне втайне от всех осветлить собственные волосы перекисью.
Где-то над Эссексом шел воздушный бой. Истребитель, из которого валил дым, кувыркаясь, падал на землю, словно листок с дерева. Пассажиры сгрудились у окна, вглядываясь в небо. Из самолета никто не выбросился с парашютом. Летчик, кто бы он ни был, горел внутри. Это «Мессершмитт», сказали пассажиры, а не наш – не «Спитфайр» и не «Харрикейн». Небо очистилось, и солнце светило по-прежнему.
Вера встречала меня на вокзале: поцеловала воздух в дюйме от моей щеки, заявила, что я выросла, и снова пожаловалась на вес моего чемодана.
В этот раз я приехала на несколько месяцев. Воздушные налеты на Лондон начались в сентябре, и три месяца спустя в городе за одну ночь было зарегистрировано 1725 пожаров. Отец приехал в Синдон, встретился с директором и устроил меня в школу, где в свое время училась Иден. К тому времени в деревне у меня появилась подружка, девочка, тоже приехавшая сюда к родственникам; так что я с нетерпением ждала встречи с Энн, с которой можно вместе ходить в школу, и радовалась, как радуются все в этом возрасте, что я ничем не отличаюсь от других детей. Был выходной день, и Иден ждала нас в «Лорел Коттедж». Утром в честь моего приезда она испекла бисквит, который удавался только ей – взбивать яйца требовалось не меньше десяти минут.
В «Лорел Коттедж» был также Фрэнсис, о котором я совсем забыла.
До появления Джейми он оставался моим единственным кузеном; сестра и брат матери были бездетными. В детстве мы с ним иногда виделись, вне всякого сомнения, играли вместе и, наверное, ладили – я не помню. Он был примерно на год старше меня. О его присутствии в доме Вера, естественно, ничего не сказала, очевидно предполагая, что я обязана знать о его приезде. В конце концов, у Фрэнсиса тоже школьные каникулы, и где еще ему быть, если не дома? Где угодно, как я впоследствии узнала, но это было позже.
Вспоминать нетрудно – трудно заново переживать чувства, которые я испытала, когда вошла в гостиную и увидела Фрэнсиса, сидящего там вместе с Иден. Замирание сердца, что-то похожее на панику, мысль о том, что теперь все пропало. Почему? Почему я так волновалась? Почему первые несколько секунд я была абсолютно уверена, что мы с ним невзлюбим друг друга и, хуже того, что в его присутствии я всегда буду чувствовать себя неуклюжей, смешной и глупой? В эти первые секунды я испугалась его и, защищаясь, словно спряталась в раковину.