Пятьдесят оттенков хаки - стр. 61
– Задержитесь! – рявкнул НШ и резко забежал вперед Маши. – Почему вы снова без формы?
– Я всегда в форме, – упрямо повторила она.
Рыбаков не выдержал взгляда в упор и отвернулся. Леонид незаметно дернул женщину за рукав, но та не среагировала.
– Я никогда не вижу вас в форме!
– Но это ведь не значит, что я не в форме!
– Без демагогии! Почему вы не в форме установленного образца?!
– Потому, что армейские склады пусты… – дама была не робкого десятка и обращение «товарищ полковник» сознательно опустила.
– Завтра прибыть в том, что выдали! – потребовал Рыбаков.
– Рабочий день в части будет сорван, – усмехнулась Маша.
Ее спокойствие возмутило начальника штаба. «Не возражать! И слышать ничего не желаю!» Полковник так грохнул кулаком о стол, что разом подпрыгнули все три телефона, а его фуражка, вращаясь подобно юле, покатилась в угол. Рыбаков потянулся за ней и нечаянно зацепил папку с надписью «На доклад». По кабинету моментально разлетелись многочисленные документы. «Вон!» – что есть мочи заорал он. Маша поморщилась и хотела возразить, но договорить ей не позволил Тищук, успев быстро вытолкнуть спорщицу в коридор. В дверях она столкнулась с дежурным по части. Оценив ситуацию, тот мигом ретировался, но образовавшийся сквозняк уже подхватил со стола оставшиеся бумаги. Пытаясь их удержать, Рыбаков уронил все, что там сохранилось. В кабинете мгновенно образовался такой кавардак, что у Тищука от предчувствия неминуемой беды подкосились колени. Начальник штаба схватился за сердце, печально посмотрел на табличку «Работая с документами, окна не открывать!» и отчаянно помянул мать. Эмоциональной тираде полковника капитан внимал в гордом одиночестве.
Маша, заслышав громоподобный рев Рыбакова, предпочла покинуть приемную, поскольку ее воспитанный на произведениях классиков слух чурался грубых армейских опусов. К нормативной лексике в речи полковника можно было причислить только кратковременные паузы. Все остальные выражения были столь крепки и многосложны, что выходили за грань эмоционального женского восприятия.
Когда Тищук появился в коридоре, можно было подумать, что он с боем вышел из окружения, или, по меньшей мере, одолел марафонский забег. Маше стало жаль начальника, она достала носовой платок и приложила его к струящемуся от пота лицу капитана. Леонид долго не мог прийти в себя, беззвучно ловил ртом воздух и не сразу сообразил, где находится. Он смотрел поверх Маши и растерянно жестикулировал. Так и не найдя нужных слов в адрес подчиненной, невольно ставшей причиной необоснованных на него нападок, офицер решительно двинулся к рабочему месту. Маша едва поспевала за ним. Она виновато молчала.
– Поймите меня, – обретя дар речи, посетовал Тищук. – В армии прав тот, у кого больше прав. Он – начальник, я – дурак. Неужели вам трудно при обращении добавить всего два слова – «товарищ полковник» или спросить разрешение войти?
– Не вижу смысла! Глупо спрашивать разрешение войти, если тебя и без того вызвали.
– Согласен, но так положено. Мы ведь с вами служим в армии, зачем спорить? Давайте я перескажу вам кое-что из Устава, запомните это, и ничего вам не будет страшно.
– А я и так ничего не боюсь, – не сдавалась женщина.
– Жаль, – печально констатировал Леонид. – Марья Андреевна, если бы не ваши многочисленные таланты и совершенно необъяснимая привязанность к вам шефа, я бы предпочел держаться от вас подальше, – капитан прямо посмотрел ей в глаза и требовательно добавил: – И уж прибудьте завтра в чем-то военном.