Пятьдесят на пятьдесят - стр. 49
Кейт помогла отцу наполнить кормушку семенами и орехами, которые он хранил в старом бочонке, а ее подруга наблюдала за обоими. Через несколько минут она произнесла:
– Мне пора бежать, Луис, – можно я заберу эти…
– Да, конечно, – отозвался тот, после чего засунул руку поглубже в бочонок и рылся в его содержимом, пока не нашел искомое. Когда он вытащил руку, в ней был желтый конверт с мягким наполнителем, который он и передал Блок.
– Это последние из денег твоего отца. Здесь всего пара штук. Надеюсь, они принесут тебе удачу, – добавил он.
Кейт отвела взгляд. Джерри Блок не был продажным полицейским, как кое-кто думал. Он просто отказался стучать на своих коллег-копов, замеченных во взятках и прочих злоупотреблениях, а поскольку наказывать было некого, руководство полиции Нью-Йорка решило повесить всех собак на Джерри. Остальные сотрудники отдела собрали тогда деньги для его семьи. Деньги наверняка были грязными, но попавшего в такой переплет Джерри это уже не волновало. Кейт всегда это знала, но теперь она была юристом. Да еще судебным. Она была обязана сообщить об этом куда следует, но никогда бы этого не сделала. Ни за что на свете. Это было семейное дело.
– Я сегодня же закажу доски в «Хоум Депо», – заверила Блок. – А вот за это – большое спасибо.
Луис лишь кивнул.
Кейт проводила подругу до входной двери.
– Это, конечно, не мое дело… – начала Блок, спустившись по ступенькам крыльца, и повернулась к Кейт: – Но ты заслуживаешь работать в этой фирме. Без дураков. Ты ведь Кейт Брукс из Эджуотера, штат Нью-Джерси!
Потом она вздохнула, покачала головой и добавила:
– Твоя мама такого не потерпела бы.
Кейт посмотрела, как Блок садится на мотоцикл, услышала, как взревел мотор, и проводила ее взглядом. Блок говорила мало, но стоило ей заговорить, как это стоило послушать. Слова подруги все еще осыпались вокруг Кейт, словно снежинки, и каждое из них было холодным и в то же время нежным напоминанием о том, что она все еще жива, что она настоящая и ощущает каждое мгновение этой жизни. Сокрушительная волна воспоминаний согнула ее пополам, так что ей пришлось упереться ладонями в поручень крыльца. Пришибла ее не боль, а стыд. Ей было стыдно за то, что она все скрывает – за то, что делает вид, будто все в порядке, за то, что ничего не говорит. Капая на выгоревшие серые доски, следы оставляли на них темные круглые пятна.