Пятьдесят на пятьдесят - стр. 34
– И что сказал Модин?
– Сказал, что твой отец договорился в понедельник встретиться с ним, чтобы обсудить свое завещание. Но не дожил даже до конца выходных. Послушай, это все, что я…
– А Модин не говорил, почему мой отец хотел изменить завещание? У него под конец началась натуральная паранойя, вы же помните.
– Можешь мне об этом не напоминать, детка… Твой отец был уверен, что все вокруг только и думают, как бы покончить с ним. Он запросто мог назвать победителей всех Мировых серий[10] начиная с тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, но напрочь не помнил, что заказывал на завтрак у Джимми буквально вчера. Модин не сказал мне, что именно твой отец хотел изменить в завещании. Не исключено, что это не имело никакого отношения ни к тебе, ни к твоей сестре.
– А потом Модин связывался с вами?
– Ни разу с тех пор, как я позвонил ему в вечер убийства твоего отца. Я – один из душеприказчиков по его завещанию, поэтому мне нужно знать, что там написано и по-прежнему ли оно в силе. Пусть даже в этом завещании указано имя твоей сестры, но если ее признают виновной в убийстве твоего отца, то по закону она не может извлечь выгоду из своего преступления. То же самое касается и тебя. Я и сегодня пытался дозвониться Модину, но его секретарша сказала, что он в отпуске где-то за границей. Предполагалось, что я буду помогать управлять имуществом твоего отца, но теперь я даже не знаю, что и делать. От Модина толку мало.
– Когда он вернется из отпуска? – спросила она.
– Секретарша этого не знает. Сказала, что у нее вообще-то нет возможности надзирать за старшим партнером. Модину на все это плевать – все корпоративные юристы одинаковы. Он наверняка сейчас пьет коктейли где-нибудь на пляже, тогда как твой отец лежит в морге со своим…
Он оборвал себя. Видать, вспомнил, с кем разговаривает.
– Всё в порядке, Хэл. Как думаете, мой отец не работал с кем-нибудь новым в то время, когда погиб? Под конец он казался каким-то отстраненным. И даже когда не крыл налоговую службу или кого-то еще, кто якобы пытается с ним покончить, то все равно был явно чем-то встревожен.
– Ну, пару месяцев назад он спрашивал меня, не знаю ли я какого-нибудь хорошего частного детектива… Я не знаю, к чему это было, а вновь поднимать эту тему он не стал.
– Я знаю, что вы заработали кое-какие деньги, работая с моим отцом. Вы были преданы ему.
Хэл кивнул.
– И я хочу, чтобы вы были верны мне. Когда все это закончится, я унаследую все состояние моего отца.
– Похоже, ты в этом совершенно уверена, – заметил Хэл.
– Я невиновна. И хочу, чтобы вы помогли мне. Я вознагражу вашу преданность.
Обещание денег словно разрядило гнетущую атмосферу. Хэл выполнял для ее отца много грязной работы. Подкупал членов городского совета, профсоюзных боссов, журналистов, и, как она подозревала, если кого-то нельзя было подкупить, то пускались в ход иные методы убеждения. Политика – грязная игра, и ее отец, умело играя в нее, всегда оставался чист. Хэл был единственным, кто пачкал руки.
– Я могу быть верным, детка, но такая преданность обходится недешево.
– Вы наверняка зарабатывали не больше миллиона в год, работая на отца. Я могу предложить условия получше. Три миллиона долларов в качестве компенсации ваших расходов как душеприказчика – которые будут выплачены, как только меня оправдают, а мою сестру осудят за убийство.