Размер шрифта
-
+

Пять сказок о городских приключениях - стр. 16

– Мяу-у-у-у! Мяу-у-у-у! – орёт, кричит, понять ничего не может, ведь прыгнул-то на уточку, а попал в пруд. Лапками о воду бьётся, бултыхается. Плавать не умеет, где же ему учиться-то было, в дачной бочке что ли. Еле-еле к бортику подчалил, цепляется за него, выбраться хочет, а ничего не получается. Бортик высокий и гладкий, из бетона сделанный, зацепиться за него трудно. Уж секунд десять прошло, как Василёк в пруду очутился, а проку всё никакого нет. Вылезти не может, и вытащить его некому. Машенька дома сидит, уроки учит. Да и мяуканье его не помогает, уж воды нахлебался, охрип, и силы покидают его. Ослаб совсем Василёк, затихать стал. Так бы и утонул бедолага, пропал бы ни за что ни про что, но тут вдруг уточки к нему подплывать начали.

То ли он им беспомощным птенцом показался, то ли какой инстинкт у них проснулся, а может они просто пожалели его, глупого неразумного котёнка, пока неизвестно. Но только ринулись они к нему всей своей дружной стайкой, да выталкивать его из воды принялись, выбраться ему помогают. А одна молодая уточка та, что первой к нему ринулась и всех за собой увлекла, особенно усердствует. Подныривает под него, крыло ему своё подставляет, повыше Василька задирает. Старается, чтоб он не захлебнулся. Смелая уточка, упорная, подталкивает его, и всё повыше, повыше поддеть его норовит.

И надо же такому быть, в какой-то момент она Василька так подбросила, что он даже из воды выскочил. И как раз на то место попал, где высота бортика чуть пониже была. Василёк из последних сил изловчился, за краешек уцепился, кое-как подтянулся и еле-еле из воды выбрался. Упал на бетонную плитку бедняга, лежит ни живой, ни мёртвый, весь скукожился, чуть дышит. Шёрстка его пушистая вся намокла, сбилась, бока его худенькие облепила, рёбрышки оголила. Сразу и не поймёшь, то ли котёнок лежит, то ли от него шкилетик остался. И тут ему снизу с воды уточки крякать давай, спрашивают его, всё ли у него в порядке, живой ли. А громче всех крякает та смелая уточка, что его спасла.

– Кря-кря,… как ты там?… Хорошо ли тебе?… Ответь хоть?… – настойчиво крякает она, отзыва от него добивается. Ну а так как она из всей стаи громче и мелодичней всех крякала, то и звали её Крякушка. Тут уже и Василёк слегка отдышался, чуток пришёл в себя, голову приподнял и отвечает ей.

– Мяу-мяу,… вроде живой,… только устал очень… – хрипло промяукал он, а сам про себя поражается, – как же это так,… я утиный язык понимать стал,… и всё знаю, о чём они крякают… – подумал Василёк да попытался встать. А ноги его не слушаются, подкашиваются, не держат. Он два шажка ступил и опять присел бедненький. Его уже и холод пробирать начал, ведь осень все-таки, да ещё и вечер.

– Ой-ей-ей,… как же мне теперь домой-то попасть… – дрожащим голоском промяукал он и опять зашатался.

– Кря-кря,… а ты где живёшь-то?… – заслышав его, тут же переспросила Крякушка.

– Да вон мой дом,… вон и окошки мои отсюда видно… – всё ещё недопонимая, что с ним случилось, жалобно промяукал Василёк. И только он собрался ещё что-то мяукнуть, как видит, из подъезда Машенька выбегает и скорей к нему спешит. Оказывается она, когда в очередной раз выглянула в окошко, чтоб посмотреть, как он там гуляет, сразу увидела его всего мокрого и еле сидящего на бетонном бортике у пруда. Разумеется, Машенька тут же бросилась к нему на выручку.

Страница 16