Пять ночей у Фредди. Четвёртый шкаф - стр. 13

Тебе было больно? – спросил Джон, и это был первый – и единственный – знак того, что ему, возможно, не все равно, но только она не смогла ответить. А ведь можно было сказать: да. Да, мне было больно, и больно до сих пор. Иногда я думаю, что умру от боли, хотя сейчас от нее осталось только эхо. Как будто все мои кости раздроблены, как будто внутренности разорваны и перекручены, как будто череп треснул, и из него вытекает содержимое – и все повторяется снова и снова. Она сжала зубы и сделала несколько решительных вдохов. Приступ понемногу стихал.

– Чарли? Ты в порядке? – тихо спросила Джессика, появившись у нее за спиной на тротуаре у дома Клэя.

Чарли кивнула.

– Я не слышала, как ты подошла, – сказала она хрипло.

– Он не специально так… Он просто…

– Травмирован, – огрызнулась Чарли. – Я знаю.

Джессика вздохнула, и Чарли покачала головой.

– Извини, я не хотела тебя обидеть.

– Я знаю, – сказала Джессика.

Чарли вздохнула и закрыла глаза.

Но умер тогда не он – а то, что пережила она, было очень похоже на смерть. Ту судьбоносную ночь она помнила отрывочно – клочки мыслей, шепот, все спутано, как будто в тумане, и медленно вращается вокруг самого важного – единственного, безошибочно узнаваемого щелчка спиральных замков. Чарли содрогнулась и почувствовала руку Джессики у себя на плече. Она открыла глаза и беспомощно посмотрела на подругу.

– Думаю, ему просто нужно время, – мягко сказала Джессика.

– Сколько еще времени? – спросила Чарли голосом, холодным как камень.

– Готово, – прозвенел тихий голос в темноте.

– Я сам скажу, когда будет готово, – сказал человек, сгорбившийся в углу.

Он напряженно смотрел в монитор.

– Подними еще на пару градусов, – прошептал он.

– Вы говорили, что это может быть слишком, – сказала женщина, склонившаяся над столом в противоположном углу.

Ее силуэт вырисовывался в контурном свете. Она внимательно рассматривала что-то, лежавшее перед ней.

– Давай, – сказал сутулый.

Женщина прикоснулась к рукоятке регулировки, но вдруг отпрянула.

– Что такое? – осведомился мужчина, не отводя глаз от монитора. – Подними на два градуса, – приказал он, повышая голос.

Минуту комната оставалась в тишине. Наконец, мужчина повернулся к столу.

– Какая-то проблема?

– Мне кажется, оно… – Женщина замолкла.

– Что?

– Двигается.

– Конечно. Они двигаются.

– Кажется, ему… больно? – прошептала она.

Мужчина улыбнулся.

– Да.

Вдруг вспыхнул свет, и в центре комнаты раздался резкий звук. Красные, зеленые и синие огни замигали один за другим, и из колонок, вмонтированных в стены, полился жизнерадостный голос, заполняя комнату песней.

Теперь все лампы освещали его – гладкого фиолетово-белого медведя. Его суставы щелкали при каждом повороте, глаза бессмысленно дергались. Он был около ста восьмидесяти сантиметров высотой, с розовыми щеками, напоминающими клубы сахарной ваты. В лапе он держал микрофон с нашлепкой, похожей на зеркальный дискотечный шар.

– Выключи эту штуку! – закричал сутулый, с явным трудом поднимаясь на ноги.

Он медленно дошел до центра комнаты, всем весом опираясь на трость.

– Отойди назад, я сам! – проорал он, и женщина удалилась к столу в углу комнаты.

Мужчина снял белую пластиковую панель с груди поющего медведя, глубоко запустил в полость руку и вытащил все, что мог нащупать. По мере того как он разъединял провода внутри, глаза перестали вращаться, веки – схлопываться, и, наконец, рот перестал петь, а голова – поворачиваться. Потом, вздрогнув в последний раз, глаза закрылись, и голова безжизненно повалилась набок.