Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача. 1940-1945 - стр. 20

Фриденау, Берлин

15 августа 1940 года

Сегодня у Гиммлера был профессор Гебхард из Хохенлихена. Гиммлер ценит Гебхарда, которого знает со школьных дней, как за его человеческие качества, так и за хирургический талант. Во время моего лечебного сеанса Гиммлер все еще находился под глубоким впечатлением от этого визита; его живой интерес ко всем медицинским вопросам получил новый импульс.

– Работа хирурга очень важна, – начал он. – Это точная наука, и, если у него еще есть немного воображения, а не только стремление к деньгам, он обычно является вполне состоявшимся человеком. Такие люди, как Гебхард и Зауэрбрух, кое-чего стоят; перед ними надо снимать шляпу. Нельзя не похвалить и врачей, которые занимаются научной работой в лаборатории, нередко экспериментируя на себе и рискуя при этом жизнью. Они – настоящие герои в белых халатах. Когда-нибудь Великая Германия воздаст им величайшие почести. В этом отношении я полностью согласен с фюрером. Но в целом я придерживаюсь невысокого мнения о так называемой медицинской науке. Те, кто занимается ею, делают одну ошибку за другой и знают, как скрыть свои оплошности за видимостью наукообразия.

Я заметил, что человеку свойственно ошибаться и что представители других наук тоже небезгрешны; стоит вспомнить лишь кеплеровскую астрономию или коренные перемены в химии и физике за последние сто лет.

– Вполне, вполне может быть, – кивнул Гиммлер, – но нет никого надменнее врачей, чьи претензии на непогрешимость порой бывают просто невыносимыми. Это идет от университетских профессоров до последнего сельского врача в Нижней Померании. Бывали ли вы когда-нибудь в Веришофене, господин Керстен?

Когда я сказал, что бывал, Гиммлер продолжил:

– Значит, вы никогда прежде не видели столько знахарей в одном месте. И знаете почему? Просто потому, что это прибыльное занятие. Как они смеялись над Кнейппом, обращаясь с ним как с жалким шарлатаном и устроив на него такие гонения, что его имя перестало упоминаться в научных кругах, хотя он лечил всю Европу! Его лечение состояло лишь в применении воды и естественных средств, а не дорогих химических микстур и процедур. Однако вскоре все изменилось, едва люди увидели, сколько здесь крутится денег и как пациенты спешат отдаться в руки подобных врачей. Но прежде учение Кнейппа должно было получить научное обоснование – то есть быть пересказанным на секретном медицинском языке, который бы сильно затруднил понимание того, что Кнейпп говорил с великой простотой. И лишь после этого медицинские школы готовы были им воспользоваться.

Естественные методы лечения теперь исследуются во многих академиях, но какая же жалкая роль им отводится! Вы сами знаете, с каким презрением ортодоксальный врач смотрит на людей, которые лечат водой и травами, и как он презирает природных целителей. И все же каждый врач должен быть природным целителем и направить всю свою энергию на то, чтобы помогать людям простыми природными средствами.

– Значит, католическая церковь сделала хоть одно хорошее дело, поддерживая такого человека, как Кнейпп.

– Вы ошибаетесь, господин Керстен. Кнейпп, по сути, не был священником. Любой человек, так внимательно прислушивающийся к природе и известный столь благородными речами о целительной силе трав и воды, должен быть далек от того неестественного, воплощением которого является церковь. Естественно, церковь прибрала его к рукам, и вы через несколько десятков лет увидите, что его канонизируют. Но если люди едут в Веришофен и получают исцеление, то им помогают вода и травы, а не святой Себастьян, в честь которого получил свое имя Кнейпп. Все омовения колена и бедра, все частичные и полные омовения, которые предписывает отец Кнейпп, станут благочестивыми ритуалами. Вы смеетесь, господин Керстен, но может быть, вы доживете до того времени, когда сами увидите это своими глазами. Ведь для простых людей, которые живут по законам церкви, омовение колена, осуществляемое «святым» Кнейппом, будет более эффективным, чем лечение, принятое из рук простого Себастьяна Кнейппа. Церковь уже сделала первый шаг, сделав Кнейппа прелатом. Что и требовалось доказать.