Пять дней - стр. 9

Она всхлипнула с надрывом.

– Закройте глаза, Этель. Сосредоточьтесь на дыхании и…

Женщина давилась рыданиями.

– Я теперь отойду и начну сканирование, – предупредила я. – А вы дышите медленно. Это недолго…

– Я не хочу умирать.

Последние слова она произнесла шепотом. Эту фразу за многие годы работы в больнице я не раз слышала от других пациентов, но сейчас, глядя на несчастную напуганную женщину, я прикусила губу, стараясь побороть слезы… и снова ужасаясь собственной ранимости. К счастью, Этель лежала с закрытыми глазами и не видела моих терзаний. Я поспешила в аппаратную. Взяла микрофон и попросила Этель не шевелиться. Потом запустила сканер. За несколько секунд до появления на мониторах первых изображений я зажмурилась, а потом открыла глаза и увидела…

Раковую опухоль. Спикулярную по форме. И уже пустившую метастазы – как я могла судить по снимкам – в лимфатические узлы и другое легкое.

Через полчаса доктор Харрилд подтвердил мои подозрения.

– Четвертая стадия, – тихо сказал он.

Мы оба понимали, что это значит, тем более с опухолью такого типа в легких. Два-три месяца – в лучшем случае. И умирать она будет тяжело, как и все раковые больные.

– Где она сейчас? – спросил доктор Харрилд.

– Побежала на работу, – ответила я, вспомнив, как женщина говорила мне, что теперь ей нужно спешить на работу, потому что в двенадцать в школе начинается обед, а она стоит на раздаче блюд, и «поскольку сейчас всюду идут сокращения, я не хочу давать боссу повод для увольнения».

Вспомнив это, я почувствовала, как мне снова стало не по себе.

– Лора, тебе нехорошо? – спросил доктор Харрилд, пристально глядя на меня.

Я тотчас же отерла глаза и надела привычную маску суровой невозмутимости.

– Все нормально, – ответила я с наигранной бодростью в голосе.

– Что ж, – сказал он, – по крайней мере, девочку есть чем порадовать.

– И то верно.

– И это все в один день, да?

– Да, – тихо согласилась я. – Все в один день.

Мыс Пемакид. Небольшая полоска песчаного берега – протяженностью не более четверти мили, – омываемая водами Атлантики. «Мыс» – это скорее небольшая бухта: скалистая, изрезанная, окаймленная с обеих сторон загородными летними домиками – на вид простенькими, но однозначно высшего разряда. В этом уголке Мэна показная роскошь не приветствуется, поэтому даже «приезжие» (так здесь называют всех, кто родился не в Мэне) богатством не щеголяют, здесь так не принято, в отличие от других регионов.

В Мэне столько всего находится вне поля зрения.

На берегу, кроме меня, ни души. Часы показывают восемнадцать минут четвертого. Настоящий октябрьский денек. Безоблачное синее небо. Бодрящая свежесть в воздухе – первый признак надвигающихся заморозков. В это время дня уже начинает смеркаться, хотя еще светло. Мэн. Я живу здесь всю жизнь. Здесь родилась. Выросла. Получила образование. Вышла замуж. Все сорок два года я прикована к одному месту. Почему так происходит? Почему я позволила себе застыть на одном месте? Почему многие из тех, кого я знаю, убедили себя в том, что их вполне устраивают узкие горизонты?

Мэн. На этот мыс я приезжаю постоянно. Это – мое убежище. Тем более что оно напоминает мне о красоте окружающей природы, перед которой я неизменно чувствую себя ничтожеством. И еще море. Года два назад, когда я посещала литературный кружок, мы там обсуждали роман «Моби Дик». И одна женщина по имени Кристал Орр – до выхода на пенсию она служила на флоте – вслух задалась вопросом, почему многие писатели часто сравнивают жизнь с морем. И я ей ответила: «Может быть, потому, что, когда стоишь у моря, кажется, что горизонты твоей жизни раздвигаются. Перед тобой открываются безграничные возможности». На что Кристал добавила: «И в первую очередь это – возможность уйти от обыденности».