Путилин и Петербургский Джек-потрошитель - стр. 52
– Ты шутишь? – вырвалось у меня.
– Нимало. Говорю тебе, повторяю, совершенно серьезно.
– Раз ты вмешиваешься в это дело, стало быть, налицо должно являться что-нибудь криминальное?
– Боюсь, что да. Мне вот и надо прозондировать почву.
Мой гениальный друг рассказал мне о странном посещении его молодым человеком Беловодовым, о той сцене, которую вы уже знаете, господа.
– Что?! Отравление? – произнес я в сильнейшем недоумении.
– Да. Он подозревает, что его «невесту», как он называет мадемуазель Приселову, медленно отравляют.
– Но это вымысел, чистейший абсурд и фантазия! Я лечу ее и могу поручиться, что ни о каком отравлении не может быть и речи.
– Не знаю, не знаю… – задумчиво произнес Путилин.
– А тебе не приходит мысль, что этот господин Беловодов сам отравлен… душевным недугом?
– Очень может быть. Вот ввиду всего этого мне и надо осторожно расследовать дело. Мой долг пролить свет на это заявление. Когда мы можем сегодня поехать туда?
– Да когда хочешь. Я навещаю больную почти ежедневно.
– В таком случае я заеду к тебе через час-полтора.
И действительно, через полтора часа он приехал.
Но даю вам честное слово, я не узнал его! Передо мной стоял совсем другой человек.
Сгорбленный, в длинном черном сюртуке, опирающийся на трость с круглым золотым набалдашником. Волосы, обрамляющие большую лысину, торчали характерными вихрами, как у немецких профессоров – кабинетных ученых.
Грим поистине был великолепный, и я не мог удержаться от восклицания восторженного удивления.
– Ну-с, доктор, едем! Вези известного профессора к твоему доброму дядюшке. Кстати, сегодняшнюю ночь я хочу провести под его гостеприимной кровлей.
– Но как это устроить? – спросил я Путилина.
– Очень просто. Ты заявишь, что я хочу понаблюдать за больной в течение ночи-другой, а может быть, и третьей. Надеюсь, что в доме господина Приселова найдется комната для ночлега?
Через полчаса мы входили с Путилиным в роскошную квартиру Приселовых.
В передней элегантный господин Приселов во фраке собирался уже облачаться в пальто.
При виде Путилина сильное изумление отразилось на его лице.
– А-а, доктор, добро пожаловать, – радушно проговорил он, смотря с недоумением на моего знаменитого друга.
– Позвольте вам представить, господин Приселов, моего старшего и уважаемого коллегу, профессора-невропатолога… Вишневецкого… – начал я, называя Путилина первой попавшей на ум фамилией. – Я пригласил его на консультацию, так как считаю болезнь вашей племянницы довольно сложным медицинским случаем.
Путилин и Приселов обменялись рукопожатием.
– Очень вам благодарен, доктор, за вашу любезность, но… разве действительно болезнь моей племянницы опасна?
– Не скрою, что случай довольно опасный. Силы больной тают с какой-то непонятной быстротой.
– Посмотрим, посмотрим… – потирая руки, проговорил Путилин, входя в залу. – А больная у себя? Она лежит, коллега?
– Сегодня она пробовала вставать, но вот недавно, почувствовав сильную слабость, легла, – поспешно ответил Приселов.
Мы втроем направились в комнату больной. В небольшой комнате, роскошно убранной, с массой мягкой мебели, ковров, на кровати лежала моя пациентка. Прелестная молодая девушка, нежная, была сегодня особенно бледна. Глаза горели особым блеском, синие круги окаймляли лентой эти широко раскрытые глаза.