Пути Миритов. Недобрые всходы - стр. 20
– Какие глупости! – резко сказал Фрэнсис, герцог Эртвестский.
Вообще-то к нему никто не обращался, но он, видимо, счел, что старость дает ему право вмешаться в разговор. А вот покойный отец Аминана, Селим Анвар, не грешил подобным.
– Дождь во время коронации – не дурное, а благое предзнаменование. Он предвещает щедрое, изобильное и благодатное правление, – важно сказал он и, подобно мэтру, поднял вверх указательный палец.
Ли Найто судорожно выдохнул и прижал к груди сжатые ладони.
– Интересная мысль, – сказал Аминан Фрэнсису. – А вы что скажете? – и взглянул на Ли.
– Я ни в чем не могу быть уверен до конца, – судя по выражению лица, честно и искренне, ответил мальчик. – Если быть откровенным, то меня переполняет тревога.
Впрочем, дети редко лгут посторонним или малознакомым людям просто так – Аминан знал это наверняка. Будь он ровесником Ли, испытывал бы ту же тревогу, но вот не был бы настолько откровенным. Впрочем, не его это забота, хотя… Он посмотрел на растерянное лицо Ли Найто и отчего-то захотел его утешить.
– Ничего постыдного в тревоге нет, – проговорил он, прежде чем кто-нибудь успел что-либо сказать. – Не то чтобы я волнуюсь, но хочется верить, что печаль не помешает мне нести ответственность, что лежит на моих плечах.
Конечно, это прозвучало очень старомодно, как зачитываемая какой-нибудь камеристкой строчка из любовного романа, но, по крайней мере, Аминан высказал то, что творилось у него на душе, и стало немного легче.
Фрэнсис странно усмехнулся.
– Ответственность и долг. Кажется, нас с вами сызмальства приучают следовать им, удивляюсь еще, как дети не говорят слово «долг» раньше «мама» и «папа».
– Обычно первыми словами детей становятся не «мама» и «папа», а «хочу» и «дай», – между прочим заметил Аминан.
– Потому что дети еще не понимают, что такое ответственность, им не нужно ее на себя принимать, – Фрэнсис мягко повел рукой. – Исполнение своего долга, ответственность за свои поступки – признак зрелости. Это бремя бывает тяжелым, но оно еще не самое страшное, что может быть с человеком. Поверьте, куда хуже гнетущее раскаяние и понимание, что у тебя не хватило сил или разумения исполнить свой долг.
– У нас часто сказывают истории в таком духе, – заметил на время притихший Мартин. – В основном они повествуют о воинах прошлого кватриона, которые мстили друг другу даже через пятьдесят лет после Северной смуты, потому что видели в этом свой долг, а потом горько раскаивались, когда осознавали, что своей жестокостью сами же его и нарушили. Впрочем, человечеству свойственно становиться мудрее, и меня не покидает надежда, что этот кватрион окончится лучше, чем предыдущий.
После этого высказывания повисла долгая и томительная пауза, сопровождающаяся неловкими взглядами. В древнюю магию, считавшуюся чуть ли не обыденностью когда-то, в самом начале времен, уже давно никто не верил, но Аминан понимал, что именно им, четверым, придется узнать, старые сказки это или жестокая реальность, нападающая на четырех герцогов в конце каждого кватриона. Вот в конце последнего представители четырех Великих Домов перегрызлись и были на грани войны между провинциями, только неожиданная и резкая смена короля остановила их. С тех пор между Западом и Востоком несколько напряженные отношения. Аминан не хотел делать ставки и предположения, но ему отчего-то неумолимо казалось, что именно эти двое, глубокий старик и несмышленный мальчишка, станут отвечать за тех двух глупцов, своих предков, что бросили в свое время друг другу вызов. Из-за женщин или из-за женщины. Подробностей Аминан не знал, потому что та история почти не коснулась Эн-Мерида, а имена нескольких безрассудных южанок, пошедших за глупой сестрой его предка, герцога Ахмета Анвара, стерлись из истории.