совокупность – она как земля, —
но как не то
небо за самолетным окошком:
скучно оно
и ужасна его пустота,
в то время как
в него глядя из грешного мира —
снизу наверх —
все величие видишь его, —
так, если вы
слишком долго в покое и мире
будете жить,
они пресными станут для вас, —
вот почему
посреди приключений житейских —
да, только там —
мы предвечный находим покой,
и дом родной
в юном возрасте мы покидаем,
лишь для того,
чтоб под старость вернуться в него:
оба пути
в основанье и жизни и смерти,
видно, лежат, —
было так, есть и будет всегда,
и никогда
им в окружность одну не замкнуться,
как никогда
сердцу слиться с умом не дано, —
ну и потом —
возвращение больше чуть весит,
нежели путь,
что предшествовал в жизни ему:
значит ли то,
что когда-нибудь жизни не будет
и бытие
в чистом виде заменит ее?
этот вопрос —
как эпиграф ко всей нашей жизни —
пусть же теперь
и поставит все точки над i.
2. Пролог к Возвращению
Возвращаясь домой после очередной воскресной прогулки, я иду обычно через центр города, где каждый отрезок маршрута, будучи пройден многие тысячи раз, напитан воспоминаниями, как кусок янтаря медом веков, конечно, иной раз думаешь: а не свернуть ли в какой-нибудь малознакомый переулок, чтобы придать ритуальному пути хоть какое-нибудь разнообразие? однако, поразмыслив минуту-другую, я продолжаю идти по знакомому маршруту, точно какая-то посторонняя сила не позволяет свернуть в сторону, – так, наверное, малоопытный рисовальщик, отрабатывая чей-нибудь профиль и найдя правильный абрис, уже не рискует новым штрихом отклониться от него и лишь по инерции повторяет карандашные росчерки, отчего рисунок делается толще и отчетливей, причем эта примитивная в своей основе весомость не только не боится однообразия, но даже откровенно и точно кому-то назло всячески ее подчеркивает.
Впрочем, из тех же самых штрихов состоит и обыкновенная жизнь: рождение, шалости детства, любовь, семья, работа, болезнь, старость, смерть, – все это уже было и будет тысячу раз – это и есть профильный рисунок любой жизни, неоднократно наносимый и повторяемый на фоне никогда не прекращающегося бытия, – и вот, запомнив его, можно сказать, на генетическом уровне, мы инстинктивно воспроизводим его где надо и где не надо, в данном случае, пожалуй, скорее где не надо: когда я, например, возвращаясь с воскресной прогулки домой, стараюсь ни на шаг не отклониться от привычного маршрута.
3. Притча о Возвращении
Колокол громко звонит – но по ком?
сын возвращается в отческий дом:
сколько провел на чужбине он лет,
в землях каких ни оставил свой след…
Свет повидать для мужчины не грех —
вот домоседа поднимут на смех,
плохо, когда, инородством греша,
к землям чужим прирастает душа.
Год на двадцатый несчастная мать
сына устала на родину звать, —
в доску отчаявшись – шутка ль сказать?
мать перестала звонить и писать.
Да и отец выбивался из сил,
выпороть сына он даже грозил:
«Нет, уж позволь, – говорил он в сердцах, —
не на таких ведь, как ты, подлецах
держится русская наша земля:
всем докажи, что ты лев, а не тля —
страх победи ты вернуться домой,
чтоб я сказал – сын воистину мой!
да и к тому же, с библейских времен
знают сыны всех великих племен:
вновь на круги возвратиться своя
есть непреложный закон бытия».
Мрачным предчувствием с детства томим,
в путь отправляется сын-пилигрим:
