Путанабус. Лишние Земли лишних - стр. 20
– Список как нас самих, – продолжил я, – так и наших претензий к этой Базе. Я лично не верю, что нет пути назад. Не бывает такого. Но даже если это и так, то стрясти с них компенсацию за оставленное нами имущество и прочий моральный вред просто необходимо. Иначе нас уважать тут никто не будет. Давайте по одной ко мне. Я уточню ваши специальности, где учитесь, брошенное имущество и тэ дэ и тэ пэ. Первая будет… Ты, – ткнул я пальцем в красивую девушку экзотической таежной внешности народов Севера.
– Комлева Дюлекан, – тут же представилась она. – Можно просто Дюля, – и вышла в проход.
Пока она до меня шла, я вынул из борсетки маленький блокнот и гелевую ручку.
Дальнейшее собеседование вел полушепотом, чтобы другие «пионерки» не услышали, так как некоторые вопросы, которые я задавал, были не совсем уместны для общения вслух. Но весьма и весьма необходимы: по крайней мере, для меня. Мне нужна была информация и определенность: с кем я оказался в этом непонятном месте и что мне от них ожидать.
Дюле было 19 лет, почти 20. Родом она была из Хабаровского края. По национальности эвенка. Она особо подчеркнула, что не эвенкийка, в эвенка.
– Это близкие, но разные народы: как русские и белорусы, к примеру, – заявила она достаточно четко.
Деревенская. Выросла в тайге. В Москве учится на последнем курсе Пищевого колледжа по специальности «ихтиология и рыбопереработка», хотя сама очень хотела учиться на охотоведа, но колхозу – или как он там теперь называется – нужен был рыбный технолог, консервы делать. А так как колхоз же за ее обучение платил, то он и выбирал специальность. И в кредитном договоре прописал, что Дюля обязана отработать после обучения не менее пяти лет в этом же колхозе.
Жила в общежитии колледжа. Эскорт для нее был вполне необременительной подработкой. Но чисто эскорт или промо-акции. Проституцией в общепринятом понимании этого термина она не занималась, но временами бывало, что вступала в интимную связь за деньги. При этом, как красавица, могла выбирать таких партнеров сама.
Второй на собеседование попала Татьяна Бисянка, 17 лет, тоже девочка экзотическая. По национальности оказалась орочанкой. Хотя я сам первоначально склонялся к мысли, что она скорее казачка, с некоторой восточинкой в крови. Однако когда она ко мне подошла, я неожиданно для себя ляпнул:
– Ты не эльфийка ли, случаем, из волшебного леса Средиземья?[84]
А что? Под красивыми черными бровями вразлет ее большие фиолетовые, скорее даже фиалковые, широко расставленные, чуть раскосые глаза с длиннющими ресницами поражали своей необычностью. Такой цвет глаз я видел только у Элизабет Тейлор на широком экране в кинофильме «Клеопатра», и больше ни у кого. Волосы у нее были черные, с благородным антрацитовым отливом, длиной чуть ниже лопаток. Под косой челкой овал лица утоньшался к острому подбородку. Прямой аккуратный носик. Со вкусом прочерченная линия губ. Точеная фигурка на стройных ножках была настолько гармонична, что издали даже не скажешь, что она небольшого росточка – всего где-то метр шестьдесят. А грудь – третий номер.
– Нет, – засмеялась она. – Могу уши показать. Не эльфийка я – орочанка.
Хорошо она смеется. Заразительно, и в то же время мелодично.
– Мы, орочи – маленький народ, – продолжила Таня несколько застенчиво. – Всего-то нас осталось чуть больше тысячи, по последней переписи населения, из которых треть живет уже на Украине. Чуть-чуть в Москве, а все остальные – на Дальнем Востоке. Из родственных народов у нас только манчжуры и чжурджени. Но их тоже немного осталось.