Путь к причалу (сборник) - стр. 47
– Росомаха, вы – спасатель! – сжимая кулаки, процедил Гастев. – И вы добровольно согласились идти сквозь шторм, и сами отказались от захода в порт-убежище, а теперь… У меня нет ни времени, ни возможности снять вас. На это нужны часы. «Одесса» вылетит на кошки у Канина, если вы не отдадите буксир и не освободите «Колу». А ты знаешь, что такое Канин в такую погоду? Я спрашиваю, ты понимаешь все это?
К концу своей речи Гастев взял себя в руки и успокоился.
– Да не хуже вас понимаю, – грубо, но тихо ответил Росомаха. – А мы здесь рыжие, что ли?
– Так, – сказал Гастев жестко. – Во-первых, немедленно информируйте обо всем ваших людей. Во-вторых, запомните, какие-то шансы у вас есть. Судно пустое, легкое… Если удачно заклинит в скалах, продержитесь до нашего возвращения. Или погода стихнет…
– Я закрываю связь, – монотонно пробормотал Росомаха.
– Ему ребят жалко, – сказал радист, принимая у капитана наушники. – Самому Зосиме сам черт не брат…
– Нет. Здесь не то… – сказал Гастев и вытер с лица пот. – Но ни черта другого не придумаешь…
Он поднялся в ходовую рубку.
«Кола» рвалась с волны на волну. Тягостные рывки сотрясали ее тяжелый корпус. Но во всех отсеках судна стояла тишина. Тишина оттого, что люди молчали. Они слушали эти рывки и ждали, когда они прекратятся. И боялись этого. И знали, что рано или поздно буксир лопнет. Рано или поздно рывки прекратятся.
В рубке тишина стояла особенно гнетущая.
– Я Чепина канадку надел! – громко сказал рулевой. – Чепину девушка канадку подарила! На Диксоне! А как он теперь…
– Заменить рулевого! – приказал Гастев.
– Он только заступил… Люди устали… – заикнулся старпом.
– Замените рулевого! – заорал Гастев.
Рулевого сменили.
Капитан «Колы» знал Росомаху давно. Он взял его к себе на судно, потому что не сомневался в этом старом морском волке – такой не подведет, если вдруг придется туго. Он всегда посылал боцмана в самое пекло и ни разу не ошибся в нем. Сейчас он уверенно рассчитывал: Зосима все поймет сразу, Зосима не будет много разговаривать и возьмет часть тяжести решения на себя. Ведь других-то путей нет? Нет! Поэтому он и увеличил ход… Гастев помнил, как упорно боцман не хотел, чтобы «Кола» задерживалась для буксировки «Полоцка», как просил разрешения покинуть судно и уйти с оказией в Мурманск. Конечно, умереть, не повидав сына, дело невеселое. Но море есть море. И нельзя нарушать морские законы.
В рубку просунулся радист:
– Товарищ капитан! С «Одессы» уже видят отблески Канинского маяка! Они просят вас еще увеличить ход… От бортовой качки у них вышел из строя первый котел… Вода куда-то там не подается. Не разобрать никак – куда…
– Они просят! – негромко оказал Гастев. – Передайте, что я связан буксировкой. И не могу снять людей с «Полоцка». И не могу больше прибавить ход. Пусть травят якорь-цепи до жвака-галса и ждут. Идите!
Радист ушел.
– А если самим отдать буксирный трос с гака? – неуверенно предложил старпом.
– Нет. Мне самому нужен трос. Думать надо! – сказал Гастев и кинул шарф на ящик с сигнальными флагами в углу рубки.
– Что говорит Росомаха? – спросил старпом.
Гастев не ответил и отвернулся.
Да, Росомаха не хуже Гастева знал, что такое Канин Нос в такую погоду, в девятибалльный норд-вестовый ветер: приземистые шиферные утесы, сиротливые строения маячного домика и красная башня самого маяка; плоские каменные кошки в трех милях от мыса и буруны на них – размозженные камнями волны, взлетающие косо и стремительно. Плохо придется этим тридцати восьми.