Путь к причалу (сборник) - стр. 39
Когда вода залила трюмные насосы и борьба стала совсем бессмысленной, Росомаха поднялся в ходовую рубку, разбил путевой компас и напился спирта: помирать, так с треском! Потом, отчаянно ругая все на свете, пробрался в каюту поварихи.
Маша лежала, закрывшись с головой, сжавшись в комок. Через треснувшее стекло иллюминатора в каюту залетали брызги.
– Вот и пришел наш час, помираем! – заорал ей в ухо Росомаха. – Эх, ненаглядочка моя! На, глотни спиртяшки, побалуй душу, легче будет.
Она послушно выпила спирта. Ей было страшно, ее трясло.
– Ну, не трясись, не трясись… И не обидно тебе девкой помирать?
Маша оттолкнула его, но не так решительно, как бывало прежде.
А оттолкнув, закрыла лицо руками и заплакала, а Росомаха сперва робко, а потом все смелее и смелее ласкал ее.
– Любимый ты мой, – вдруг громко и просто сказала Маша. – Ведь люблю я тебя, Зосима!
Дыхание его было горячим. Ощущать рядом сильное, такое живое тело было хорошо ей. Страх перед морем слабел, хотя от ударов судна о камни грохотали якорные цепи и зычно ухала вода в трубе умывальника.
– Как дальше-то буду? Как теперь жить буду, ведь бросишь ты меня, бросишь! – спрашивала Маша, сжимая, заросшие рыжей щетиной щеки боцмана.
– Ну да!.. Ну да!.. – бормотал Росомаха, освобождаясь от ее рук. – Дальше? Не будет у нас с тобой никакого дальше, ты не беспокойся, – утешал он ее. – Скоро рыбы к нам на свадьбу придут…
Их спасли тогда. Но интерес к Маше у Росомахи пропал. Он избегал ее, а через месяц опять ушел в море, в дальний рейс, теперь на транспортном судне – от пароходства.
Вспоминая гибель траулера и историю с молоденькой поварихой, Росомаха одинаково весело рассказывал и о том, и о другом. Он искренне видел во всем этом больше смешного, нежели серьезного.
Войну Росомаха провел в спецкомандах на Дальнем Востоке – плавал на транспортах в Америку. Несмотря на то что рейсы были опасными и Росомахе пришлось еще раз тонуть, он все-таки пережил меньше многих: у него не было дома, семьи, близких, за которых он мог страдать. Он по-прежнему оставался бродягой.
Как и все члены экипажа, Росомаха получал медали, получил даже орден Красной Звезды. Но когда совсем молодой еще капитан, с головой преждевременно поседевшей, сказал, протягивая награду: «За проявленное мужество и самоотверженность в деле защиты Родины… От имени… по поручению…» – боцман секунду помедлил протягивать руку. Он сам не знал, почему вдруг помедлил подставлять свою заскорузлую ладонь под красную коробочку.
– Пожалуй, я не стою того, капитан, а? – ухмылкой прикрывая неожиданную растерянность, сказал он.
– Что ж, вам полезно иногда подумать так, – сказал капитан. – Но это вы заработали честно.
– Это так. Это правильно, – согласился Росомаха и взял орден.
Спустя два года после войны он вернулся в Мурманск. У него оказалось много денег – рейсы в Америку были выгодными, а тратить деньги раньше не хватало времени.
По возвращении Росомаха собрал в «Арктике» всех старых знакомых, кого встретил на причалах Торгового и Рыбного портов. За неделю спустил все деньги до копейки – и захандрил. В душе Росомахи стала пробиваться усталость. Его все меньше тянуло напиться в компании таких же, как он, отчаянных голов, все реже хотелось шуметь и скандалить. Водка уже не веселила, чаще заставляла скучать или рождала незнакомое доселе чувство одиночества.