Путь Черной молнии 1. Новая версия - стр. 2
Понимая, чем грозит ему лояльное отношение к подследственным, Зеленцов резко изменил свое суждение.
– Товарищ капитан, я постараюсь исправить ситуацию.
– Каким образом? Судя по твоей мягкой методике, надаешь подзатыльники двум сотням подследственных.
– Как нужно для партии и народа, так и поступлю.
– Кстати, партия и народ доверили тебе почетную миссию по освобождению Родины от контрреволюционной заразы. Не надо слюни распускать. Знаешь, что сказал товарищ Ежов товарищу Макарову после совещания: «Если враг Советской власти стоит на ногах – стреляй!» А ты Зеленцов слабохарактерный, по тебе видно, что не проливал кровь в гражданскую, когда белая сволочь уничтожала большевиков.
– Иван Васильевич, я понял, и обещаю все исправить.
– Ладно, за резкий выговор обиды на меня не держи, но запомни, я терпеть не могу хлюпиков. Ты должен сам понимать, контра зашевелилась, нужно действовать оперативно и каждый день раскалывать их до основания. Сейчас пойдешь со мной, и я покажу тебе, как работают настоящие следователи-профессионалы. Увидишь, как ведется допрос третьей степени5, и заметь, они в день разоблачают до десяти врагов народа – вот какими темпами ты должен работать, а с методами ты сейчас ознакомишься.
Спустившись в подвальное помещение, Овчинников повел за собой Зеленцова по мрачному коридору. С правой стороны располагались камеры, в которых теснились двадцать человек вместо положенных трех. Ночью арестованным приходилось сидеть и спать поочередно, так как размеры камер не позволяли всем разом уместиться на трех железных нарах. Камеры и коридор не отапливались, только тепло человеческих тел поддерживало в помещениях надлежащую температуру. Днем подследственным категорически воспрещалось садиться, а тем более ложиться, того, кто нарушил распоряжение начальника тюрьмы, ожидал перевод в карцер.
Овчинников, дойдя до конца коридора, постучал кулаком в дверь. Изнутри послышался шум открываемого засова и крупный, вспотевший мужчина в фартуке, отдав честь, запустил офицеров в допросную камеру. Это был сержант Латышев. Зеленцов обратил внимание, что фартук и засученные до локтей рукава, были забрызганы кровью.
Рядом со столом сидел на стуле мужчина среднего возраста, волосы на его голове были взлохмачены. Худощавое лицо опухло от побоев, правое ухо кровоточило. С нижней губы тоненькой струйкой спускалась окровавленная слюна, его руки были стянуты за спиной сыромятным ремнем, а голова беспомощно свисала на грудь.
– Как дела, арестованный разоружился6? – спросил Овчинников второго «забойщика» в форме сотрудника НКВД, в звании лейтенанта, им оказался следователь Редькин, среднего роста, плотный на вид мужчина лет тридцати пяти.
– Пока упорствует, но ничего, еще немного и заговорит. Можно продолжить допрос?
– По третьей степени сильно не усердствуйте, он еще должен дать показания на своих сотоварищей.
Следователь Редькин взял в руки большой деревянный молоток и приставил его к руке арестованного, а сержант Латышев с силой ударил другим молотком по пальцам арестанта. Резким криком, а затем жутким завыванием наполнилась камера. Последовал удар молотком по плечу. Еще удар, вскрик и арестованный замычал что-то невнятное, пуская кровавые пузыри изо рта.
– Подожди, – брезгливо поморщившись, остановил Овчинников Латышева, – кажется, он что-то пытается сказать.