Пустошь, что зовется миром - стр. 5
– Нет, я не по поводу зверьков, гарантирую, – сказал Двадцать Цикада. – Поговорим в конференц-зале?
Раз обсуждение вопроса требует конфиденциальности, это явно не к добру.
– Отлично, – сказала Девять Гибискус, поднимаясь на ноги. В ширину она в два раза превосходила Двадцать Цикаду, но он обошел ее так, будто ничем не уступал ей физически. – Два Пена, мостик твой.
– Мостик мой, яотлек, – отозвалась Два Пена, как положено, и Девять Гибискус отправилась узнавать, что не так с ее кораблем – точнее, теперь с ее Флотом.
На «Грузике для колеса» было два конференц-зала: большой для стратегических совещаний и малый для обсуждения проблем. Девять Гибискус переоборудовала его из вспомогательной станции оружейного контроля сразу после того, как ее назначили капитаном. Она была убеждена, что корабль нуждался в помещении для проведения приватных официальных разговоров, – и оказалась права. Малый конференц-зал был наилучшим местом для решения вопросов личного состава под запись корабельных камер, видимых и невидимых одновременно. Она пропустила Двадцать Цикаду внутрь и заперла дверь на замок едва заметным движением глаза – облачная привязка Девять Гибискус привела в действие алгоритм искусственного интеллекта корабля.
Двадцать Цикада не был расположен к преамбулам; Девять Гибискус знала его как эффективного, расторопного, честного и безжалостно прямолинейного. Он прошел в дверь и, к ее удивлению, не повернулся, чтобы сделать рапорт. Вместо этого он направился прямо к узкому иллюминатору комнаты и положил руку на пластисталь, отделявшую его тело от вакуума. Девять Гибискус почувствовала прилив тепла при виде этого знакомого жеста – тепла, смешанного с неприятным страхом: Двадцать Цикада, как и она, прикасался к кораблю, но так, словно хотел, чтобы космос пришел и поглотил его руку. Девять Гибискус помнила этот его жест со времени знакомства на их самом первом задании.
А было это так давно, что даже не хотелось считать, сколько лет прошло.
– Пчелиный Рой, не томи. Что происходит? – спросила она. Это прозвище он приобрел во время того самого первого задания, и она почти перестала называть его так в целях соблюдения воинского этикета.
– Сэр, – отозвался он, продолжая вглядываться во мрак.
Он использовал смягченное официальное обращение, на камеру – хотя записи из этого помещения никогда не увидит никто, кроме нее: никого выше рангом яотлека нет. Но он был предельно корректен, настоящий офицер Флота, тейкскалаанец из тейкскалаанцев, безупречный в роли икантлоса-прима и адъютанта. Этот человек вполне мог бы быть героем «Истории экспансии» или «Первых стихов фронтира», но эти произведения были написаны до того, как Тейкскалаан поглотил систему, на которой обитал его народ. Правда, он все еще придерживался некоторых особых культурно-религиозных практик своей системы, но нерешительность не принадлежала к таковым – по крайней мере, ей об этом было неизвестно.
– Слушаю вас, икантлос. Докладывайте.
Наконец он повернулся, округлив глаза в иронически смиренном удивлении, и сказал:
– Часа через два, сэр, вы получите официальное коммюнике, адресованное лично вам как яотлеку, командующему объединенным Флотом. Это коммюнике будет от капитана Флота Шестнадцать Мунрайз с «Параболического сжатия» Двадцать четвертого легиона. В этом коммюнике она потребует объяснения, чем вызвана приостановка действий. Оно также будет подписано капитаном Флота Сорок Оксид Семидесятого легиона и капитаном Флота Два Канал Шестого легиона. У нас проблема.