Пустая комната №10 - стр. 3
– Ну и хер с ней, если в ней постоянно шныряют гребаные крысы. А если она заберется в постель? Скоро меня навестит внук. Я не могу пускать крыс в кровать. – При этой мысли Мэри театрально хватается за столешницу, чтобы сохранить равновесие. – Владельцы должны что-то сделать.
Я оглядываю открытые консервные банки с синеватой плесенью, макароны с сыром в кастрюле на плите, спрессовавшиеся в оранжевый кирпич, и заляпанные маслом коробки из-под пиццы, разбросанные по столешнице и торчащие из переполненного мусорного ведра.
В своей квартире я никогда не видела крыс, но не говорю об этом.
– Я могу только поставить мышеловку. Не ту, которая отрезает головы, – говорю я, и Мэри пожимает плечами.
А потом я вижу, что датчик дыма вырван из кухонной стены и болтается на паре проводов. Показываю на него пальцем и вопросительно смотрю на Мэри. Она тушит бычок в банке из-под «Спрайта».
– Все время отваливается, – говорит она.
– Хм…
За короткое время, что я здесь нахожусь, мне уже стало понятно, что проблемы Мэри скорее связаны с одиночеством, чем с нашествием крыс. Конечно, и с грызунами тоже, поэтому, когда она узнает, что я ненадолго останусь, чтобы расставить мышеловки и починить детектор дыма, то радостно предлагает мне тарелку печенья, похожего на шапки Санта-Клауса, с отделкой из помадки и ставит чайник.
Забавная штука – одиночество. И это я узнала только недавно – о его силе, о том, к чему оно подталкивает.
Уже смеркается. Когда я пересекаю территорию, возвращаясь в свою пустую квартиру, из двери сто шестой доносится мелодия I’ll Be Home for Christmas. Град превратился в мягкий снегопад, и все тело ломит от горя, которое невозможно выразить.
Прежде чем открыть дверь в свою квартиру, я вижу, что рядом, в маленьком офисе администрации, горит свет. Именно там я подсовываю несчастным новичкам договоры об аренде на подпись, там же хранятся краски и чистящие средства. Кроме владельца, ключ есть только у меня, так что, наверное, я оставила свет включенным или не заперла замок.
Толкнув дверь, я вижу внутри мужчину. От страха с воплем отскакиваю, но потом замечаю, как он покачивается, приваливается к стене и смеется.
– Вот где моя кошечка, – говорит он. – А я тебя искал. Мяу!
Он так пьян, что перегаром несет уже в дверях. Мужчина явно понятия не имеет, где находится.
– Тебе здесь не место. Проваливай.
– Ой-ой-ой, кошечка перестала быть милой. Да и волосы у тебя другие, – говорит он и хватает меня, наваливаясь всем весом.
Я пытаюсь вырваться, но он целует меня, обеими руками обхватывая голову и засовывая язык прямо в рот, прежде чем я успеваю среагировать. Вскрикиваю и отталкиваю его, но он здоровенный, на голову выше меня, с толстой шеей и пивным животом, переваливающимся через ремень засаленных джинсов. Мужчина хочет просунуть руку мне в брюки, но теряет равновесие. Я отшатываюсь в сторону, и он с громким стуком падает на пол.
– Стрип-клуб на другой стороне улицы, дружок. Ты заблудился. Вон отсюда. Давай.
Я пинаю его ногой по ботинку.
– Покажи мне еще разок сиськи, кошечка. Сисястая кошечка.
Он истерически гогочет над своей попыткой сострить, а потом… умолкает.
– Серьезно?! – ору я и снова пинаю его ботинок.
Он в отключке. Вот сукин сын. Как же мне хочется залезть вместе с остатками бренди под теплое одеяло и не звонить копам, не торчать в ледяном офисе, объясняясь с ними, прежде чем они уволокут придурка в вытрезвитель или куда там принято в наши дни. Может, просто бросить его здесь? Но шкаф с документами и записями о жильцах… Нельзя дать какому-то чокнутому доступ к данным чужих кредиток и запасным ключам от квартир, вдруг он проснется и окажется полным отморозком.